Отец Александр Мень: Жизнь. Смерть. Бессмертие
Шрифт:
5. Отец Александр утверждал, что «служение истине и Богу невозможно без верности нравственным заветам, данным человеку» (выделено мной. — В. И.). Нарушение этих заветов ведет к катастрофе: «Релятивируя нравственность, мы открываем простор для звериной борьбы за существование, для «войны всех против всех», для безграничного властолюбия, которое не остановится перед пирамидами из черепов и превращением целых народов в лагерную пыль».
Он понимал, что разрыв в духовной традиции опасен: «Неудивительно, что вырвались такие темные силы на поверхность. Они могут обуздываться только духовным началом. Если этого начала нет, если человек о нем не имеет представления — в нем вылезает зверь.
Я не слишком согласен с тем, что отец Александр был лишь пастырем интеллигенции, тем не менее ее роли, ее духовному состоянию он придавал большое значение. Говоря о нашей стране, он подчеркивал: «В каком-то смысле катастрофа была предопределена нравственным и духовным разбродом в интеллигентской среде начала века». Отсюда призыв к интеллигенции — обрести твердую духовную почву под ногами.
Отец Александр не уставал повторять: «Кризис культуры возникает, когда люди теряют духовные ориентиры, когда нравственная почва уходит у них из-под ног, когда они порывают с вечными ценностями и начинают погоню только за сиюминутным». И еще: «Современная цивилизация может совсем лишиться будущего, если она не взглянет правде в глаза, если не найдет твердого обоснования нравственным принципам».
6. Отец Александр показал, что религия и культура совместимы, культура и вера совместимы. Более того, путь святости и путь культуры — это не обязательно разные пути. Они могут сближаться и даже совмещаться, потому что культура нерасторжимо связана с духовным измерением человека. В самом отце Александре глубокая, непоколебимая, живая вера сочеталась с высочайшей культурой. Он говорил о Владимире Соловьеве и Павле Флоренском, что они сами были культурой, они олицетворяли культуру, «и она-то свидетельствует о Церкви, о Христе, о христианстве».
7. Любовь ко Христу и любовь к человеку — это для отца Александра две стороны неразрывного единства, потому что любовь, по его определению, — величайшая динамическая сила на пути конечного преображения человечества и мироздания. Христос — центр истории, Божественная рука, протянутая человеку, путь спасения. Человек — высшая ценность, и его высокое достоинство не только в том, что он образ и подобие Божие, но и в том, что Бог явлен людям в лице Богочеловека Христа. Отсюда у отца Александра очень личное отношение к Евангелию, понимание жизни как мистерии и благоговение перед жизнью как перед даром Создателя, сотворившего и природу и нас — Его образ и подобие. Отсюда его взгляд на историю как на историю спасения. Отсюда и его уважение к демократии как условию реализации свободы человека.
8. Еще одна составляющая наследия отца Александра — это призыв к социальной активности людей, особенно христиан, которая подразумевает и их личную ответственность за всё, что происходит в обществе. Если христианство — это сила, которая объемлет все стороны жизни, то оно «включает и социальную сферу. Отстаивая достоинство человека, оно не может быть равнодушным к социальной несправедливости».
В своем «Кредо» отец Александр подчеркивал, что «борьба за утверждение Царства Божия должна вестись в средоточии жизни». Он призывал к активному участию человека в истории как богочеловеческом процессе. Он высоко ценил Сахарова не только как праведника, но и как общественного деятеля. Он и сам был общественным деятелем, но таким, для которого главным было духовно–нравственное измерение жизни. Он обращался к сердцу человека.
9. Отец Александр любил Церковь не просто как родной дом, но как инструмент спасения, созданный самим Господом, и понимал, что когда речь идет о Церкви, речь идет о будущем мира. Эта любовь включала в себя заботу об авторитете Церкви. Именно поэтому он отвергал шовинизм, фанатизм, антисемитизм в православной среде, отталкивающие людей от Церкви. Именно поэтому он отстаивал экуменизм, содействующий сближению Церквей,
10. Отец Александр не делил мир на верующих и неверующих, а жизнь — на религиозную и светскую. Он говорил: «Нет жизни «самой по себе», которая была бы независима от веры». Поэтому его наследие — это отношение к жизни как насквозь пронизанной Божественной любовью и Божественной заботой о человеке. В Боге — вся реальность, вне Бога — только небытие. Он завещал нам непрерывный диалог с Богом, как и стремление сочетать свою волю с волей Творца, чтобы в конечном счете торжествовала богочеловеческая воля.
11. Отец Александр оставил нам и другое наследие — образец поведения, безупречную нравственную позицию, единственно оправданную для служителя христианской Церкви, Русской Православной Церкви. Если бы Церковь в нашей стране занимала именно такую позицию — нравственный, политический, психологический климат в России был бы совершенно иным. Но дело обстоит не так, и потому многие люди не идут в Церковь, а другие разочаровались в ней. Это лишь делает более актуальным призыв отца Александра к ответственности мирян за Церковь, за единство Церкви, ответственности, которая подразумевает ясно выраженную христианскую нравственную позицию.
Отец Александр сделал сознательный выбор, сознательно и активно участвовал в борьбе сил добра с силами зла. В его выборе тоже гармония — гармония воли, разума и чувства.
12. Дороже всего в наследии отца Александра — он сам, необычайная, неповторимая, интегральная личность. И не следует удивляться тому, что он вызывает споры, вражду и даже ненависть: как говорил о. Сергий Булгаков, «глаза ненависти зорки и внимательны». Новатор, выдающийся мыслитель, а тем более религиозный гений, всегда вызывают сопротивление. Люди не готовы к принятию их идей. Их примут потом, как нечто само собой разумеющееся и вполне очевидное. А кроме того, религиозный гений — явление духовное, божественное по своему происхождению, и он вызывает ожесточенное духовное сопротивление, сопротивление сил зла. Кстати, я помню, что, говоря о Серафиме Саровском, отец Александр всегда повторял: он был гоним. Для него это было очень значимым. Это как знак качества, как свидетельство верности заветам Христа. «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня».
Наследие отца Александра и он сам — наглядное пособие для нас: как жить верой, как следует жить, чтобы «всё вращалось вокруг единого стержня». Он жил, действовал, творил в условиях несвободы, а когда свобода пришла — был готов к ней. Он говорил: «Сейчас я чувствую себя подобным стреле, которую долго держали на натянутой тетиве». А еще он говорил: «Я слишком хорошо понимаю, что служу только орудием, что всё успешное — от Бога. Но, пожалуй, нет для человека большей радости, чем быть инструментом в Его руках, соучастником Его замыслов». Здесь — целомудренная скромность при ясном понимании своей миссии: быть инструментом в руках Господа.
Он сказал однажды: «Что бы меня порадовало, если бы я умер и оттуда следил за происходящим? Только одно: чтобы дело продолжалось».
Мы должны, мы обязаны не только сохранить наследие отца Александра, но и по мере сил осмыслить его, развить, передать нашим потомкам. Чтобы дело продолжалось.
Сумеем ли мы это сделать? По силам ли это нам? Это уже зависит от нас и от благодати Божией. Если мы заслужим ее.
10 сентября 1996 г. [42]
42
Вступительное слово на вечере памяти отца Александра. Дом культуры им. Серафимовича.