Отец моей малышки
Шрифт:
– Твою ж мать… – цежу сквозь зубы. Уж я заставлю тебя помучаться, как только оттаешь ко мне. А ты оттаешь, будь уверена… Привяжу к кровати и устрою такой турдемон, устанешь умолять меня! Голос охрипнет от криков…
Звонок телефона прерывает мои мстительные, будоражащие кровь мечты.
Резко встав и выйдя из ванной, я прикрываю дверь и отвечаю.
– Слушаю!
– Александр Борисович, у нас ЧП! – взволнованным женским голосом сообщают мне из администрации университета.
– Что случилось? – тут же собираюсь я, уже заранее обеспокоен. Что там у них стряслось? Пожар? Стрельба?
– Девочка, которая у вас временно в секретаршах… Студентка… Ее увезли на скорой.
– Что с ней? – у меня внутри все холодеет.
– Ей плохо стало… Потеряла сознание прямо за стойкой. Еще и горячим кофе вся облилась.
Глава 17
– Никому не открывай, не отвечай ни на какие звонки. Поняла? Приеду, все объясню.
Саша целует меня в лоб, убегая куда-то, будто на пожар. Убедился в том, что я протрезвела, помог одеться, вызвал по телефону маму, чтобы ехала сюда как можно скорее, потом вызвал зачем-то охрану… и уезжает, оставив нас с Машой одних.
Не то чтобы я должна была расстраиваться из-за этого… И все же это было странно.
– Что за спешка? – бормоча, распаковываю заказанный для нас с Масюней из ресторана ужин. А я-то надеялась приготовить еду сегодня сама, удивив моего похитителя своим полным неумением готовить… Не вышло. Ладно, завтра потренируюсь…
И все же, почему-то после сегодняшнего купания под его присмотром мне больше не хочется сходить с ума. Не хочется разбрасывать после себя мусор, бить посуду, превращать себя в бомжиху и напиваться. Как будто, вместе с алкоголем, из меня вымыли разом всю злость.
Ну, хорошо, не всю. Пару тарелок еще могу разбить. После обеда – ребрышки по-корейски для меня и макароны с курицей для Маши – мы с ней отдыхаем, валяясь на огромной кровати, где она спала сегодня со своим отцом.
– Он ТАК хвапит! – объявляет она мне, закатывая глаза, как взрослая женщина. – Узас!
– Знаю, – фыркаю я. Отлично помню, как сначала пихала его постоянно в бок, а потом, за несколько дней так привыкла, что перестала замечать его храп так же, как и грохочущий спозаранку поезд метро, проходящий под нашим зданием.
– А откуда ты знаес? – удивляется Масюня, садясь на кровати.
Упс! Я осекаюсь, готовая проглотить себе язык. Вот же язык мой, враг мой! Объясняй ей теперь…
– Я слышала его… через стенку, – нахожусь, к собственному облегчению. – Я ведь тут рядом спала, помнишь? – для убедительности я задираю руку и стучу по изголовью.
Дочь следит за движением руки, и на лице ее постепенно проявляется озадаченное выражение. В голове явно варится какой-то сложный мыслительный процесс.
– А почему… ты спис в длугой комнате, если вы мои мама и папа. У Лены папа и мама спят вместе.
– Какой Лены? – не понимаю я.
– Моей новой подлуски в садике. У нее тозе есть папа и мама, пъедставляес? – Масюня разводит в удивлении руками. И я уже хочу было посмеяться – надо же, какое совпадение, у какой-то девочки есть целые папа и мама!
И вдруг цепенею, а через секунду меня буквально бросает в жар. Что?!
– Он что, сказал тебе, что он твой папа?! – я буквально взвиваюсь с кровати. Да как посмел без моего
– Это так здоово, когда есть папа… – счастливо вздыхает она, не обращая внимания на мое возмущение. – Посему ты мне не покупала столько игушек? Посмтъи!
Она спрыгивает с кровати и бежит в гостиную, где, временно забытые, лежат принесенные Сашей покупки. У меня же от гнева просто слова кончаются.
Мало того, что он, без моего разрешения, рассказал ей правду про себя, он еще и коверкает ее понимание о том, что такое хороший родитель! Игрушками он ее подкупает, сволочь такая! А если завтра он наиграется в папочку и захочет вернуться к своей веселой холостяцкой жизни, как мне потом всё это разруливать?! Как объяснять дочери, что папочке надоело с нами возиться, а мама не может себе позволить задаривать ее игрушками?!
С твердым намерением вернуть в магазин все, что я не просила, я запахиваю халат и шагаю следом за дочерью.
И тут же мое желание рвать и метать сходит на нет – примерно, как моя злость после душа.
– Вот! – Маша гордо, но с трудом поднимает здоровенную книгу с изображением красочных, мультяшных динозавров на обложке. – Папа сказал, сто если я плотитаю сама десять стланиц, мы поедем смотъеть на них в… в… – явно забыв слово, она морщится, пытаясь вспомнить.
– В музей? – помогаю ей, опускаясь рядом на ковер и подпирая кулаком подбородок.
– Неа, – мотает она головой. – Там динозавлы гуляют в лесу! Настоясии! А в музее – ненастоясии!
Мои брови лезут наверх – где, это, интересно, такое чудо? Может, там люди гуляют, переодетые в динозавров? И вдруг понимаю, что и сама не против съездить на экскурсию в эдакий современный Парк Юрского Периода… Разумеется, если мне и Маше будет обещана отдельная комната.
Неопределенно хмыкаю и прошу Масюню показать мне, что еще папа ей подарил.
Прыгая от восторга, дочь начинает вытаскивать из пакетов подарки, большинство из которых, к моему огромному удивлению, развивающие и образовывающие. Книжки, учебник английского, маленький планшет с ручкой для рисования, упаковка глины для лепки без обжига, набор юного химика и даже небольшой, но вполне себе приличный микроскоп! Разумеется, в дополнение ко всему этому набору профессорской дочки, прилагалась огромная, пучеглазая кукла в соломенной шляпе, но в основном все подарки были весьма полезные и мной были мгновенно одобрены.
Злиться на нашего новоиспеченного папашу определенно становилось все труднее и труднее.
– Иссё есть одески… – с женской деловитостью, Масюня достает из последнего пакета аккуратно сложенное, нарядное платье с кружевом по подолу и еще что-то… тоже с кружевом. Вручает последнее мне.
– Что это? – я недоуменно разворачиваю и прежде, чем успеваю стыдливо скомкать, Масюня отвечает – совершенно равнодушно, как будто так и надо.
– Тлусы. Тебе.
Я жутко краснею.
– Трусы?