Отец (не) моего ребенка
Шрифт:
– А как Настя? Ее в садике не обижают мальчишки?
– С ней все хорошо, она погостит у бабушки. Вот, смотри, я для тебя фото сделала.
Показываю ему Настюху с ящиком моих игрушек.
Мне нравится в Илюше то, что несмотря на свою болезнь, он всегда говорит, что будет защищать Настю. Очень позитивный мальчик. С ним поговоришь – и настроение поднимается. Просто наше маленькое семейное солнышко.
– Мам, а ты ко мне придешь завтра?
– Постараюсь… А знаешь, – меня осеняет
– Правда? – у него глаза загораются.
– Да! Ты уже большой мальчик, скоро семь лет будет. Куплю такой, чтобы ты мог на нем мультики смотреть. Тут же есть интернет?
Поверяю свой смартфон. Он показывает, что есть бесплатный вай-фай. Вот и отлично! Мама сказала, что Настина пенсия ей не нужна, а я тоже в доме Барковских на всем готовом. Вот и куплю за Настины деньги пасынку телефон.
– Хорошо, – он тяжело выдыхает. – А то Митька из пятой палаты хвастается, что у него есть телефон. Они там «Наруто» смотрят.
Мне стыдно, что я об этом раньше не подумала. Точнее, хотела как можно дольше уберечь детей от всех этих гаджетов, онлайн-игр, интернета и соцсетей. Видела, что у Вики сын не отлипает от своего смартфона. Она не считает это проблемой, но…
Не хочу, чтобы мои дети сидели вот также, как зомби, уставившись в экран. Дети должны двигаться: прыгать, бегать, дурачиться и смеяться. Докучать взрослым и делать глупости.
Так говорит моя мама, и я с ней согласна. А Сережа назвал меня старомодной, когда я запретила дарить Илье планшет на четвертый день рождения. Мы тогда поругались…
– Катерина Павловна, – зовет медсестра. – Федор Евгеньевич уже в отделении.
Отгоняю воспоминания, прощаюсь с Ильей и с некоторым страхом выхожу в коридор.
Почему главврач сам сюда пришел? Надеюсь услышать от него добрые вести.
– А тут у нас палаты для сложнобольных детей, – у соседней палаты слышу голоса.
Там стоит группа мужчин в белых халатах. Все кивают и что-то записывают в свои телефоны.
– Катерина? – раздается удивленный хриплый голос. – Это вы?
Я замираю. Почти не дыша поднимаю взгляд.
Так и есть.
Владимир Барковский собственной персоной стоит посреди коридора вместе с владельцем больницы и главврачом.
Глава 9
– Это вы? – нервно сглатываю.
Не нравится мне эта встреча. И Барковский смотрит недружелюбно. Вряд ли рад видеть меня.
– Какими судьбами вы тут? – он хмурится.
– Владимир Данилович, это ваша знакомая? – спрашивает главврач, глядя на меня.
– Да, – тянет он. – Что ты тут делаешь?
Вот как. Сразу перешел на «ты», хотя мы почти не знакомы? Что ж, значит и я могу не церемониться. Задираю нос
– Навещала больного.
– Кто лежит в этой палате? – Владимир небрежно кивает на дверь.
Но спрашивает не меня, а главврача.
– Одну минутку, – тот подходит к двери. Читает список пациентов, прикрепленный скотчем на рифленом стекле. – Сухомлинский Илья Сергеевич. Шесть лет.
Барковский переводит взгляд на меня.
– Если не ошибаюсь, ты тоже Сухомлинская. Кем этот мальчик тебе приходится?
И тут как назло ко мне подходит довольная медсестра с Ильюшиной картой. Вот не нашла другого времени!
– Катерина Павловна, пришло подтверждение. Донор найден, операция вашего сына назначена на пятнадцатое ноября.
– Сына? – цедит Барковский, препарируя меня взглядом. – Операция?
– Владимир Дани… – начинаю, желая прояснить ситуацию.
Он не дает мне и рта раскрыть. Делает шаг вперед, стремительно сокращая расстояние между нами, и, словно в тисках, сжимает мою руку. Я морщусь от боли. Но он не замечает этого. Обращается к главврачу:
– Чем он болен? Федор Евгеньевич, можете мне сказать?
– Ну, врачебная тайна… – начинает тот неуверенно.
– Я недостаточно финансирую эту богадельню? – голос Барковского падает др угрожающего рыка.
Мне хочется провалиться сквозь землю. Он еще и спонсор клиники? Вот я попала! Надо все объяснить ему, но не здесь, не у дверей палаты, где Илья может меня услышать. И не при чужих ушах, которые потом начнут обсасывать эту новость. Вот выйдем отсюда, тогда и поговорим спокойно.
Главврач берет карту у медсестры, перелистывает страницы.
Я смотрю куда угодно, только не на Владимира. Хочется вырвать руку из его хватки и размять пальцы. Но стоит только пошевелиться, как он еще сильнее сжимает мою ладонь.
– Тихо, – цедит сквозь зубы.
Представляю, как это выглядит со стороны. Взяли суррогатную мать, которая бегает в детскую палату интенсивной терапии. Боюсь представить, что он уже себе напридумывал.
Главврач зачитывает диагноз.
– Это заразная болезнь? – спрашивает Барковский.
– Нет, но очень коварная. Передается по наследству и может долго не проявляться.
– По наследству, значит…
– Я могу объяснить! – делаю вторую попытку.
Ага, могу. Но поверит ли он без доказательств? Все документы на Илью у мамы в селе и свидетельство об усыновлениии тоже. Мы с Сережей нарочно оставили его там, чтобы дети случайно не нашли.
– Объяснишь, конечно, но позже. Федор Евгеньевич, – Барковский бросает короткий взгляд в сторону главврача, – прошу прощения. У нас тут семейные дела, не требующие отлагательств.