Отец сводной сестры
Шрифт:
— Ловлю на слове. Тогда едем сначала к тебе, потом еще раз к тебе, думаю остаться у тебя...
— Ром, у меня ключи остались на твоей квартире. Поэтому давай ты меня завезешь за ключами, сам поедешь к себе домой, я самостоятельно съезжу за учебниками. Не хмурься, - разглаживаю его лоб, очерчиваю брови. Он недовольно вздыхает, но молчит, давая мне понять, что согласен с моим планом, хоть он его и не устраивает.
После посадки, держась за руки как влюбленные, а я влюбленная до безумия, что мне отпускать его руку не хочется, выходим из здания аэропорта. Садимся в заказанный
— Я тебе позвоню, - ему хочется более жадного поцелуя, но ограничивается скромным, потому что впереди сидит водитель. Я чмокаю его в щеку, мы вдвоем выходим. Он достает из багажника мой чемодан, ловит мою руку и не может ее отпустить.
— Ром... – осторожно освобождаю свои пальчики, он смеется и отпускает мою ладонь. – Я сама тебе позвоню! – приподнимаюсь на носочках, прижимаюсь к губам.
— Я уже считаю минуты, когда ты ко мне переберешься. Отсчет пошел. Собери вещи сразу, чтобы не нужно было по сто раз возвращаться.
— Слушаюсь и повинуюсь, - мне самой тяжело с ним расставаться. Я приросла к нему душой и телом. Мне не только душевно больно, физически невыносимо без него. Знаю-знаю, Регина и Полина скажут мне, что нельзя с головой растворяться в мужчине, но с советами уже поздно, я оседаю на дне его души.
Посылаю Роме воздушный поцелуй, подхватываю чемодан, радуясь, что он не стал меня провожать до двери. Иначе бы не ушел, я бы не поехала за книгами, а они мне нужны. Любовь-любовью, а сессия по расписанию.
Вещи не распаковываю, чищу зубы, привожу себя в порядок, переодеваюсь и в приподнятом настроении с ключами бегу к метро, чтобы через полчаса оказаться возле родной двери. Вставляю ключ в верхний замок, он не поворачивается. Нижний поворачивается один раз. Но я помню, что в последний свой приход закрывала на два замка.
Сердце от страха учащенно сокращается, а я отшагиваю от двери, не зная, что делать. Воры? Меня ограбили? Ничего ценного там нет, поэтому первый приступ паники уходит быстро. И если бы это были воры, никто не стал закрывать дверь, а значит...
— Ну, чего ты застыла, как неродная, - распахивается входная дверь. Из прихожей свет меня ослепляет, а воздух сразу же пропитывается домашней едой и выпечкой.
— Привет, Лика, - еле шевелю губами, чувствуя, как мои крылья за спиной жестоко ломает реальность.
38 глава
Когда я попадаю в квартиру, у меня возникает ощущение назад в прошлое. Я даже втягиваю голову, жду, что сейчас со стороны гостиной выйдет папа, улыбнется и скажет: «А, вот и Динка к ужину пришла». Увы, дверной проем пустой, Лика вопросительно на меня смотрит, заметив, что я не спешу раздеваться. Топчусь на пороге, словно пришла в
— Проходи, давай. Для завтрака поздно, но спрошу: есть будешь?
Сначала хочу отказаться, сослаться на занятность и сбежать отсюда, лишь бы не смотреть на мачеху и не разговаривать с ней. Я боюсь, что она сейчас начнет говорить о Роме. Чуйка у меня орет, советует бежать и не оглядываться.
— Буду. Пахнет вкусно, - не спеша снимаю обувь, пальто. Неловко переминаюсь с ноги на ноги, по-прежнему не встречаясь глазами с Ликой.
— А ты где пропадаешь? Я приехала вчера утром, а тебя нет. И судя по слою пыли, давно нет, - Лика по-хозяйски проходит на кухню, я за ней. Сажусь за стол, но вспоминаю, что не мыла руки.
— Я руки мыть! – довольно громко произношу, от чего Лика недоуменно на меня оглядывается.
В ванной комнате включаю кран с водой, смотрю на свое отражение. Глаза испуганные, губы подрагивают. Вид малолетней преступницы, а ведь два часа назад я улыбалась и порхала от счастья. Два часа назад я еще целовала любимые губы и не думала, что что-то или кто-то может нашей любви помешать. Может. Допустим моя совесть. Как не пытаюсь, не могу ее заткнуть, а она нудным голосом гундит у меня в голове о том, что я виновата в том, что Лика одна, что Лика несчастна. Аргументы в том, что если Рома любил мачеху, не бросил ее, не был бы сейчас со мной – не действуют.
— Сырники со сгущенным молоком, как ты любила в детстве, - Лика ставит на стол тарелку с сырниками, добротно политыми сгущенкой, отворачивается, чтобы налить мне чаю. Я сажусь на стул с какой-то внутренней обреченностью. Я не смогу ей признаться, что Роман встречается и спит со мной. Не смогу.
— Вчера на меня нахлынули воспоминания, нашла альбом фотографий. Поплакала от души, разглядывая, какая ты была милашкой и куколкой, - Лика присаживается рядом, как только ставит передо мной и для себя чашки с чаем. Опускаю голову, ковыряюсь в сырниках, не сомневаясь, что они вкусные. Мачеха умела готовить.
— Я скучаю по прошлому. Кажется, когда я была рядом с твоим отцом и с тобой, я была действительно счастливой.
— А с Ромой... То есть с Романом Андреевичем? – чувствую, как от моей оговорки у меня начинают пылать щеки. Лика усмехается, крутит в руках чашку.
— А Рома – мое несчастье, моя печаль, - я вижу, как ей тяжело о нем говорить, как в глазах прячет грусть, но ее невозможно спрятать. Она даже в ее улыбке.
— Что-то произошло между вами? – строю из себя невинную овечку.
— Мы расстались, - наигранно смеется, смотрит на меня. – Сказал, что встретил другую. Представляешь? – качает головой и смеется, а у меня душа уходит в пятки. Я не представляю, не знаю, не могу даже предположить, что ей сказал Рома. Он сказал ей обо мне? Признался, что симпатизирует мне? Какой кошмар!
— Другую? Как это возможно? – сейчас мне можно смело вручить «Оскар» за лучшую роль переднего плана. Я проявляю сочувствие к мачехе, к ее разочарованию и обиде.
— Обычно, Дина. Бывает так, что между двумя любящими людьми встревает третий человек. И разрушает он союз.