Отец в золотистой обертке
Шрифт:
– Я открыл такие вещи, – говорил Райан сыну, – что человечеству лучше не знать. Пока оно только и думает о том, как эффективнее убивать. Настанет лучшее время, и людям пригодятся мои разработки, но не сейчас.
Райан засекретил свои открытия. Закрыл проекты, обосновал их бесперспективность и уволился из компании. Именно тогда его посчитали ненадежным и ветреным. Он купил домик у моря и занялся постройкой яхты. Со стороны выглядело, будто ученый решил посвятить время своему хобби.
Хотя Райан скрыл от мира свои разработки, он не смог прекратить их. Когда удача уже на крючке, не вытащить улов довольно сложно. И Райан продолжал исследования. На свой страх и риск. Одержимость питала его все эти годы. Служила
Несколько лет назад, когда опухоль мозга еще не разрослась, Райан смотрел через телескоп, установленный во дворе дома, в область неба, где должен находиться Плутон. Воздух в ту ночь напоминал чистейший хрусталь. В такие ночи он мог наблюдать до утра, наслаждаясь минимальной турбулентностью воздуха и ясностью картинки.
– Знаешь сын, – сказал Райан, – что бы там ни было, а Плутон – это планета! Самая настоящая! Вон там…
Он прильнул к окуляру телескопа, стараясь разглядеть среди множества тусклых дальних звезд, неспешный маленький островок материи. Дэниел только что вышел из ангара, где работал над новой начинкой «Веги», вытирая замасленные руки.
– Там у Плутона свой мир. Далекий, темный и холодный. Оттуда наша планета выглядит ничем не примечательно, словно и нет на ней ничего, и никаких событий, – задумчиво произнес его отец.
Стало прохладно, и отец накинул на плечи золотистую термоизоляцию. Ту самую, которую применяют для сохранения внутреннего тепла и защиты от внешнего перегрева на спутниках и зондах. Дэниел тогда рассмеялся. Райан в облачении из золота походил на царя Персии.
– А я бы хотел прогуляться по Плутону, – Райан оторвался от прибора и посмотрел на сына. – Почему нет?
– Что? – Дэниел все еще не отошел от смеха.
– Я вполне серьезно, Дэн. Мы были на Луне и на Марсе. «Вега» после апгрейда способна развить такую скорость, что дорога в оба конца займет полгода, не больше.
– Далековато.
– Туда сейчас летит зонд P-2006. Если все получится, то мы его догоним, и помашем ручкой перед объективами, чтобы свести с ума оставшихся адекватных ученых! – отец тоже рассмеялся. Дэниел же наоборот, перестал смеяться и внимательно посмотрел на него. Все ли в порядке? Временами идеи нестандартно мыслящего ученого пугали даже его сына.
Отец стал ходить по площадке вокруг телескопа, а золотистый материал теперь напоминал мантию пришельца из далекого космоса.
– Мы непременно должны побывать на Плутоне! – разгоряченное лицо Райана приблизилось к нему. В глазах отражались звезды.
– Это идея! Можем припарковаться там, пожить недельку и обратно. Собрать данные, образцы льда, и камня. Возможно, там есть своя атмосфера. У него может быть еще несколько спутников, которые различаются по составу. И мы сможем обкатать новые движки и проверить «Вегу» на дальних расстояниях.
– Почему бы вначале не попробовать высадиться на Европе или Ганимеде, а может посмотреть, что в кратере Цереры? – предложил Дэниел.
– Всегда успеем, – он прильнул
– Шутишь?
– Так ты со мной или нет? – пробормотал Райан, снова глядя в телескоп.
– А как же твое лечение?
– Ерунда! Доктор намерен применить стереотаксическую радиохирургию. Через пару лет я забуду о болезни, как о прошлогодних листьях… Дэн, я вижу его! Это Плутон! Если мы слетаем туда, то вся Солнечная система наша. Все планеты и спутники станут доступны. А когда я умру, то пусть мой прах летает в космосе. Здесь мне нет покоя.
Последние слова он произнес как будто самому себе, словно повторяя всем известную культовую фразу из фильма или книги. А Дэн запомнил это, как необъяснимо почему вдруг запоминают случайно оброненные кем-то фразы на долгие годы.
Лечение Райану не помогло. Рак мозга оказался сильнее технологий. Уже во время процедуры отец неожиданно впал в кому, из которой так и не вышел. Дэниел знал, что отцу было о чем поговорить с ним перед расставанием, но в этот раз все оказалось сложнее. Они так и не поговорили. И хотя Дэн приблизительно знал, что хотел сказать отец, щемящее в груди чувство недосказанного, и невыраженного обжигало своей очевидностью и горечью. Нестерпимая печаль застелила покрывалом все, к чему прикасался Дэниел в то время, все о чем он думал, все что делал.
Бывает отцы, действуя из лучших побуждений, суют в карман сыну сотню долларов и выставляют за порог – зарабатывать на жизнь своим трудом. Сыновья скитаются, крепнут, устраивают себе сносную жизнь, и живут вдалеке, на необъятных просторах земли. И лишь некоторые, чуя, что отец готовится покинуть мир живых, начинают налаживать с ним хоть какой-то контакт. Зачастую не зная, о чем поговорить с увядающим стариком, они молча присутствуют рядом, когда навещают засыхающее дерево, которое дало им самим искру жизни. Они не понимают, что зовет их к отцу. Может долг, может кровь. Но многое так и остается невысказанным, не переданным, невостребованным, заранее приготовленным для погребения и утраты.
Отец Дэна, наоборот, всегда был ненавязчиво рядом. Никогда не заставлял сына что-то делать, но находил время сесть и спокойно объяснить, что от него ожидается и к чему приведет тот или иной поступок. Как потом стал понимать Дэн, эти часы в беседах с отцом, несмотря на его колоссальную занятость, говорили о многом. Отец вкладывал самого себя в сына, учил его, писал в нем самую лучшую в мире книгу.
– Ты должен стать лучше меня! – много раз повторял Райан. – Тебе предстоит не только работать в областях открытий, но и разобраться с их моральной стороной. Наверное, это даже сложнее, чем делать открытия. Увы, я еще сам не до конца понимаю этот странный миропорядок. Разберись с этим, Дэн.
И собственным примером зародил тягу к науке.
– Если и есть в этом бренном мире достойное занятие, то это наука! – говорил он. – Она имеет будущее, а все остальное лишь временное, опалубка, мусор и тлен.
Эти долгие часы бесед требовали от Райана усилий, и не прошли даром. Сын пошел по стопам отца. Идеи отца стали его собственными идеями, одержимость отца зажгла его собственную одержимость, и бескомпромиссная тяга к познаниям стала его неотъемлемой сущностью.
Однако, когда отец умер, Дэниел впал в прострацию. На время исчез всякий интерес к жизни, поскольку Райан занимал в ней ключевую роль. Он был опорой, советником, примером, всем самым лучшим, что может дать отец. Их грандиозные совместные планы охватывали десятилетия вперед. Райан показывал свои чертежи и разработки, обсуждал идеи, алгоритмы и фундаментальные основы для их реализаций. Все это вдруг повисло в воздухе, стало эфемерным, никчемным и пустым. У них не было в планах смерти.