Отец

Соловьев Георгий Германович

— Молод, сукин кот, а силен, — значительно оглядывая бесстрастных городошников и раздувая щеки, профырчал сивоусый. — Скажу тебе, Сережка, подлец ты: по твоей вине заводская команда на третий год без надежды на всесоюзное первенство остается. Такой мастер, а в бабьи заботы погрузился… Когда женишься, чертяка?

— Скоро, дед, — задорно ответил Соколов, расправляя на груди свой небесно-лазурный галстук. — Главное дело, невесту я уже нашел.

Марина в эту минуту как раз засмотрелась на Сергея.

— Пойдемте

уж, — сказала она, вспыхнув. — Битый час любовались.

Вика придержала ее за локоть.

— Постой, вон новый вышел. Да это Жора-футболист! Гляди, как раздулся.

На кон в безрукавной майке, открывавшей его волосатую грудь и плечи, вышел Егор Федорович Кустов; он долго целился, щуря глаз, но пущенная им бита ткнулась в землю за метр до города, подскочила и, потеряв силу, докатилась до фигуры и развалила ее. По правилам теперь надо было вычищать из города биту и рюхи.

— Пусть осваивает игру по возрасту, — снисходительно усмехнулась Вика и громко, чтобы слышал Соколов, сказала: — Расхвастался женишок. — Она грузно повернулась на каблуках и, привлекая к себе Марину, прошептала, озорно блестя глазами:

— А мы его за нос поводим. Пошли. Пусть погоняется.

Сергей поторопился за ними.

— Эй, соседки, обождите, — услыхали они его голос, выходя из рощи.

Подруги остановились, а когда Соколов приблизился, Вика, словно продолжая разговор, сказала медово:

— Так ты, Маринушка, уж если не хочешь с нами, приглянь и за моей Татьяной. А мы на Волгу съездим… Может, в ресторан на плавучке зайдем. На ту сторону охота прогуляться…

Марина все поняла. Конечно, Вика и Женя сговорились и подстроили все, и гулять ее утащили именно на стадион, зная, что Соколов будет там, и теперь покидали ее.

— Ну и ведьмы!.. — вскрикнула Марина и осеклась.

А Вика уже на ходу порылась в своей большой сумке.

— Тридцатка есть. Не маловато нам?

— У меня тоже найдется, — успокоила Вику Женя.

И обе они, взявшись под руки, пошли.

— Ну вот, гляди, сколько у меня союзников, — посмеиваясь, сказал Соколов и догадался, что встреча его с Мариной подстроена.

— А ну их, — только и смогла сказать Марина.

— Ты чего вчера на демонстрацию не ходила? — спросил Соколов.

— Да ведь сам знаешь, семья у меня, сколько с ней в праздник дел.

— Вот именно, по собственному опыту знаю… А зря не ходила. Хорошая демонстрация была.

— Нам Анатолий рассказывал…

— Анатолий рассказывал, — добродушно передразнил Марину Соколов. — А я вот люблю на все своими глазами смотреть.

XVII

Марина не пошла на демонстрацию, опасаясь оказаться вместе с Сергеем Соколовым на народе: люди-то уж догадывались. И в цеху приметили, как он неспроста присматривался к ее работе,

и в доме соседи про них уже судачат, и Вика с Женей вон что подстроили. Стыдилась Марина всего этого. Совестно было ей и сейчас идти с Соколовым. Да куда денешься.

На остановке собралось много народа, нашлись и знакомые, с которыми надо было здороваться, поздравлять с праздником, выдерживать их любопытно-откровенные взгляды. Женя и Вика стояли по другую сторону рельсов, дожидаясь трамвая в город; они видели неловкость Марины и были в тихом восторге от удавшейся шутки. «Не сердись, дуреха милая», — говорили смущенной Марине их физиономии.

— Пойдемте пешком. Недалеко ведь, — робко предложила Марина. Она просто не могла ехать с Сергеем в трамвае или в автобусе, не хотела, чтобы люди видели его ласковую улыбку, обращенную к ней, слышали его откровенные слова, которые он вдруг по простоте душевной скажет ей.

— Пешочком по весенней погодке действительно хорошо, — охотно согласился Соколов.

Будто весь день с самого утра для него был переполнен весенней радостью; он снова снял пиджак и, подцепив пальцем за вешалку, перебросил за плечо. Солнце золотило его песочную рубашку, и он весь казался позолоченным. Щурясь от яркого света, Соколов шел неторопливо и голову держал как-то горделиво, победно. Какой вот только победой он гордился? В состязании городошников? А может, тем, что Марина идет с ним, подчиняясь растущей его власти над ней?

И опять встречались знакомые, и тоже надо было останавливаться, чтобы пожать руки, обменяться поздравлениями и перемолвиться хотя бы насчет благодатной погодки. И снова на лицах людей Марина видела доброе удивление. Будто люди, знавшие Соколова как скромного вдового мужчину и примерного отца, знавшие и Марину как достойную женщину и мать, — будто эти знакомые люди радовались за них, одобряли их и думали: «Вот бывают же в жизни хорошие, счастливые повороты». Смущение, но уже приятное, все больше и больше овладевало Мариной; она чувствовала, что все время выдает и выдает себя улыбкой, но не могла согнать ее со своего лица.

«У нас все идет правильно, — пыталась размышлять она. — Ничего плохого о нас люди не скажут. Любопытствуют? Ну и что же? Стыдиться нам нечего… Нечего и нечего… Ишь, Сергею как радостно идти со мной. Он думает про меня. И я знаю, что он думает. Он решается сказать, заговорить о важном. И обязательно скажет. Так и должно быть: он мужчина. А мне что ответить? Как повести себя? Только не торопиться. У нас дети. Ишь, Алешка последнее время стал какой-то настороженный. — Марина попыталась представить себе, как же она войдет хозяйкой в комнату Сергея, где на стене висит портрет его трагически погибшей жены. — Ну что ж, мы не надругаемся над ее памятью… Ведь матерью я должна стать ее детям…»