Отечественная война 1812 года. Школьная хрестоматия
Шрифт:
Трудно, почти невозможно, описать состояние нашего духа после выступления из Москвы. Каждого волновали различные интересы: кто сокрушался о потере дома, кто об утрате родных; большинство горевало о потере столицы. Все еще более прежнего желали сразиться с неприятелем и были готовы на всякие жертвы. Когда Москва была оставлена, все поняли, что приходится спасать уже не город, а империю, и говорили: «Война только что начинается».
В. Левенштерн
ПАСКЕВИЧ Иван Федорович (1782—1856 — русский военный деятель, генерал-фельдмаршал (1829), генерал-адъютант (1825),
МОСКВА ПЕРЕД СДАЧЕЙ
...Народ волнами кипящими стекался на Красную площадь. Старцы, опираясь на костыли, матери с грудными младенцами — все шло, все спешило. Дух русский вскипел двухвековой жизнью Заветных времен гражданина Минина и князя Пожарского. На алтарь любви чистой, бескорыстной, любви пламенной народ и отечество радостно возглавили и достояние, и жизнь свою. Итак, приносимая дань, говоря словами В. А. Жуковского, была: «Не власти, не венцу, а человеку дань».
...В селах и деревнях отцы, матери и жены благословляли сынов и мужей своих на оборону земли русской. Поступавших в ополчение называли жертвенниками, т. е. ратниками, пожертвованными отечеству не обыкновенным набором, но величием духовным. Жертвенники, или ратники, в смурых полукафтанах, с ружьями и пиками мелькали по всем улицам и площадям с мыслью о родине... Ласка и привет сердечный везде встречали их, и дивно свыкались они с ружьями и с настроениями военными.
С. Глинка
***
Эта столица, справедливо называемая поэтами «златоглавая Москва», представляла обширное и странное собрание 295 церквей и 150 дворцов с их садами и флигелями. Каменные дворцы и парки, чередовавшиеся с деревянными домиками и даже хижинами, были разбросаны на пространстве нескольких квадратных миль, на неровной почве. Дома группировались вокруг возвышенной треугольной крепости, окруженной широкой двойной оградой, имеющей около полумили в окружении. Внутри одной ограды находились многочисленные дворцы и церкви и пустые, вымощенные мелким камнем, пространства; внутри другой заключался обширный базар; это был город купцов, где были собраны богатства четырех частей света.
Эти здания, эти дворцы, вплоть до лавок, все были крыты полированным и выкрашенным железом...
Достаточно
Сегюр
***
...Улицы пустели, а кто шел, не зная куда идти. Знакомые, встречаясь друг с другом, молча проходили мимо. В домах редко где мелькали люди. Носились слухи, что Мюрат взят в плен. Уверяли, будто государь в Сокольниках на даче у графа (Ростопчина), где Платов имел с ним свидание. Слушали и не слушали; мысли, души, весь быт московский были в разброде.
С. Глинка
***
Милорадович ехал молча, вдруг приказал он адъютанту поехать к лейб-гвардейскому гусарскому полку и потребовать офицера, который объяснялся бы хорошо на французском языке. Прискакал Нащокин, на прекрасном сером коне. «Поезжайте, — сказал ему Милорадович, — к королю неаполитанскому, командующему авангардом неприятельским, скажите ему, что я сдаю ему Москву, если он прекратит действия свои до 7 часов завтрашнего утра; в противном случае, он может взять ее не иначе, как прошед через тело мое».
В то же время послал Мамоновского полка майора Павлова дать ход обозам, загромоздившим московские улицы, и половину улиц очистить для свободного прохода войск арьергарда, коего пехота поспешно была направлена к городу. Кавалерия удерживала вершину возвышений, закрывавшую от взоров неприятеля необъятную Москву и беспорядок, с которым толпились чрез нее войска.
Появление Нащокина на аванпостах неприятельских тотчас приостановило их движение.
Л. Щербинин
***
...Дома были пусты и заперты; обширные площади уподоблялись степям, и на некоторых улицах не встречалось ни одного человека.
По прежним распоряжениям, все больные и раненые препровождались мимо Москвы и, когда ей не угрожала еще опасность, от нее отклоняли неприятное зрелище нескольких тысяч страждущих. В городе Гжатске Кутузов переменил мое распоряжение о больных и раненых и разосланным от себя офицерам приказал отовсюду свозить их в Москву: их было до 26 тысяч человек. В последнюю ночь я послал к коменданту, чтобы он объявил раненым, что мы оставляем Москву и чтобы те, кто в силах, удалились.
Надо было видеть, какое впечатление произвело сие на войско. На поле сражения солдат не раз видит остающихся товарищей и извиняет иногда недостаток средств к их спасению. В Москве же — все способы успокоить раненого воина, жизнью жертвующего для спасения отечества, и между тем в Москве, где в гордых, под облака возносящихся чертогах спит сладким сном богач, в неге вкушая покой, воин, который твердой грудью своей защищал богача, кровью омывает последние ступени его чертогов или последние истощает силы на каменном помосте двора его...