Отечественная война 1812 года. Школьная хрестоматия

Кошель Петр Агеевич

ТОРМАСОВ Александр Петрович (1752—1819) – военный деятель, генерал от кавалерии (1801), граф (1816). На военной службе с 1772, участник русско-турецкой войны 1787—1791. В 180301808 киевский и рижский генерал-губернатор. В 1808—1911 главнокомандующий в Грузии и на Кавказской линии, руководил боевыми действиями в войнах с Турцией и Персией. В 1812 командовал 3-й армией, не давая французам развернуть действия на Киевском направлении. С октября 1812 руководил внутренним управлением войсками и их организацией. Весной 1813 и во время болезни Кутузова и. о. главнокомандующего. С 1814 – генерал-губернатор Москвы, много сделал для восстановления ее после пожара.

По следам отступающей армии

Прежде чем приступить к рассказу о моем кратковременном пребывании в Вильне, упомяну о бедственном положении, в котором находилось французское войско. Начиная от Вязьмы, преимущественно же от Смоленска до Вильны, дорога была усеяна неприятельскими трупами. Из любопытства счел я однажды, сколько их на одной версте лежало, и нашел от одного столба до другого 101 труп; но верста сия в сравнении с другими еще не изобиловала телами: на иных верстах валялось их, может быть, и до трехсот. Кроме того места, где французы ночевали,

обозначились грудами замерзших людей и лошадей. Я сам видел в Борисове шалаш, выстроенный из замерзших окостенелых тел, — шалаш, под коим умирали сами строители. Корчмы, выстроенные на большой дороге, были набиты мертвыми и живыми людьми. От разведенного среди их огня загоралась корчма, и все в ней находившиеся погибали в пламени. Такая была общая, почти без исключения, участь всех корчем и тех, которые в них укрывались от морозов, и по большей части не в состоянии были выйти по слабости, ранам и болезни. Когда наша полиция вступила в исполнение своих обязанностей, то трупы стали складывать в костры и, по обложении их дровами и навозом, сожигались, от чего распространялся отвратительный смрад, смешанный с запахом жженого навоза. И теперь, когда я слышу запах жженого навоза, то вспоминаю ужас 1812 года. Однажды видел я нашего драгуна, хладнокровно гревшегося около большого костра мертвых французов; уходя, драгун взял еще из костра уголек и закурил трубку. Зима 1812 года была жестокая. Термометр Реомюра иногда показывал 31 градус. Холода эти, может быть, предохранили нашу армию от заразительных болезней, производимых тлением тел. Но так как много трупов оставалось еще под снегом, то весной, когда сделалась оттепель, они стали гнить и произвели эпидемию, которая опустошила те губернии, через которые неприятель отступал. Я слышал, что крестьяне, заметив какое-нибудь платье получше на мертвом теле, приносили тело в избу и оттаивали его на печи до состояния мягкости членов, после чего скидывали платье и, обшарив карманы, иногда находили в них деньги. Случалось им находить деньги даже в сжатом кулаке умершего, причем гнилое тело заражало всю семью, которая вымирала и передавала заразу соседям и так далее. Ополчения, которые проходили через сии места в 1813 году, лишились во время похода почти половины своего народа. Случалось даже, что, едучи ночью, подвернется замерзший труп между полозьями; отверделые руки его останавливали сани, так что надобно было вылезать и вытаскивать мертвеца из-под саней. Ужасное зрелище представляли и различные положения, в которых умирали французы. Некоторые были совсем вдвое согнуты, у других лица изуродованы от ударов об лед при падении. Снег заносил тех, которые лежали в канаве, и случалось видеть руку с сжатым кулаком или почерневшую ногу, которая торчала из-под снега. Я видел одного француза, замерзшего стоя на коленях,сложа руки в положении просящего помощи…

Пехотинцы страдали от холода, часто и от голода. Страдания их ограничивались только тем, чтобы поживиться около мертвого шапкой или изорванным кафтаном, Когда не могли сего сделать, то хоть спарывали с них пуговицы. Кавалеристы домогались своего: они сдирали подковы с палых лошадей. Артиллеристы срывали железо с брошенных лафетов и шины с колес.

Число трупов, устилавших дорогу, увеличивалось множеством французских офицеров и солдат, более похожих на тени, чем на живых людей, которые брели в сильнейшие морозы, голые и босые, среди отошедших товарищей своих и к ним по пути валились. На редком из них были мундиры, большею частью покрывались они чем попало. У многих были на головах ранцы, вместо шапок, у иных оставались на головах кирасирские каски с длинными конскими хвостами; сами же кирасиры были голые и накрывались рогожей или обвивались соломой. Я видел одного из таких, который, опираясь на палку, вел под руку женщину; несчастная чета еле на ногах держалась и просила хлеба у прохожих: «Клиба, клиба!» Иные скрывались в соломе в селениях, лежащих в стороне от большой дороги. Однажды случилось мне ночевать в уцелевшей деревне; слуга мой пошел на крестьянское гумно, дабы достать корма для лошадей, и когда он стал набирать солому, то из оной выскочили два голых француза, которые так быстро убежали в лес, что их не могли остановить. Французы преимущественно толпились там, где лежала падаль, около которой они дрались и рвали ее на куски. Они обступали наших мимо идущих, прося на всех европейских языках хлеба, службы или плена. Но какое пособие можно было оказать сим страдальцам, когда мы сами почти бедствовали от нужды? Некоторые из наших офицеров уверяли, что они видели, как французы, сидя у огня, пожирали члены мертвых товарищей своих. Сам я не видал этого, но готов тому верить. Многие французы почти требовали, чтобы мы их брали в плен, и говорили, что мы обязаны были призреть обезоруженных людей; но они не имели права ссылаться на существующие между воюющими обычаи, когда сами столь явно нарушали их жестокостями, разорением и грабежом, которые они в нашем Отечестве производили. Наполеон расстрелял многих наших солдат пленных, когда не имел чем кормить их; отставшим же от армии солдатам насилия мы не делали: они сами погибали от того, что нечем было их содержать. Из них выбирали, однако, немцев, которых привели внутрь России и сформировали из них легионы, присоединившиеся впоследствии в Германии к Прусской армии. Посылали также казаков набирать пленных, которых сгоняли в одно место и потом отсылали во внутренние губернии колоннами, состоявшими т двух и трех тысяч человек; но продовольствия им, за неимением оного, не могли давать. На каждом ночлеге оставались от сих партий на снегу сотни умерших. Некоторые на походе от ставали. Однажды встретился я с такой колонной, в которой сделалась драка. Поссорились за то, что один из них нашел на дороге отрезанную лошадиную ногу и, подняв ее, счал грызть; голодные товарищи, увидя это, бросились на него, чтобы отнять добычу, и задавили бы его, если бы казаки, въехав в толпу, не разняли дерущихся плетьми и пиками…

В 1812 году взято нами в плен 180 тыс. человек, из коих едва ли 30 тыс. возвратились в свое отечество. Французы оставили в России 1 400 орудий и всю казну, от которой обогатились преимущественно казаки. Довольно странно, что некоторые из бродящих по дороге французов, забыв опасность, грабили вместе с казаками казну Наполеона и, в общей суматохе, лазили в фургоны, от коих, разумеется, были отбиты. Иным, однако же, удавалось вытащить несколько золота, которое у них, впрочем, на месте и отбирали.

Н. Муравьев

МАРШАЛЫ НАПОЛЕОНА

________________________

ПОНЯТОВСКИЙ Юзеф Антон (1763 — 1813) — польский политический и военный деятель, князь, французский

военачальник, военный министр герцогства Варшавского с 1807, маршал Франции с 1813, участник польского восстания 1796 и наполеоновских войн. Выходец из аристократического польского рода Понятовских, с 1780 служил в австрийской армии. В 1788 назначен адъютантом австрийского императора Иосифа II Габсбурга. В 1789 по приглашению своего дяди, короля Речи Посполитой Станислава Августа Понятовского, приехал в Польшу, участвовал в реорганизации польской армии, командовал дивизией. Во время борьбы против Тарговицкой конфедерации и русских войск в 1792 Юзеф Понятовский командовал одной из польских армий. В период Польского восстания 1794 года в чине генерала командовал повстанческой дивизией, успешно действовал против прусских войск при обороне Варшавы. В 1795—1798 находился в эмиграции, жил в Вене, затем вернулся в Польшу. В 1806 выступил на стороне Наполеона, на следующий год был назначен военным министром герцогства Варшавского. Во время австро-французской войны 1809 успешно действовал против австрийских войск в Галиции. В 1812 сформировал для похода в Россию стотысячную польскую армию, сам командовал 5-м польским корпусом армии Наполеона, активно участвовал в Бородинской битве и многих других сражениях Отечественной войны. После разгрома фрнцузов отступил с остатками своего корпуса в Саксонию, где сформировал польский корпус, с которым участвовал в Лейпцигском сражении. Прямо во время боя Наполеон произвел Понятовского в маршалы и поручил прикрывать отход разбитых под Лейпцигом французских войск. 19 октября 1813, в последний день Лейпцигского сражения Понятовский получил тяжелое ранение. Когда большая часть французских войск была выведена из Лейпцига за реку Эльстер, по ошибке был взорван один из мостов. Среди оставшихся в Лейпциге французских солдат началась паника, они в беспорядке бросились переправляться через реку. Маршала Понятовского пытались переправить вплавь, но неудачно — он утонул в водах реки Эльстер. В 1814 его прах был перевезен в Варшаву, а в 1819— в Краков и захоронен в Вавельском замке. Для многих поколений поляков Юзеф Понятовский стал легендарной фигурой, символом борьбы за независимость Польши. В 1913 в Варшаве Понятовскому был установлен памятник работы скульптора Б. Торвальдсена.

Донские казаки в Отечественной войне 1812 г.

18 июля новым царским Манифестом 16 губерний получили право на ограниченный призыв ополченцев, в том числе и Дон.

Но желание донских казаков защищать свое Отечество было настолько велико, что кроме выставленных в действующую армию казачьих полков на Дону стало формироваться ополчение. Всего с Дона на войну с Наполеоном ушло 26 казачьих полков (в том числе 2, собранные по приказу от 26 июня атамана М. И. Платова, т.е. до объявления о призыве в ополчение), т.е. примерно 15 тысяч казаков. «В совершенной готовности к выступлению» стояли на Дону два рабочих полка (которые занимались строительством Новочеркасска), снабженные оружием и провиантом, а также «шесть орудий конной артиллерии, укомплектованные по штату людьми, зарядами и прочими принадлежностями сполна». В резерве на Дону остались до особого вызова правительством снаряженные донским дворянством из своих крестьян ополчение из 3.074 ратников, обеспеченным необходимым обмундированием, оружием, провиантом и т.д. Уже 5 октября войсковой атаман Платов докладывал письменным рапортом фельдмаршалу Кутузову о том, что практически все казачьи полки прибыли на места своей дислокации в русской армии.

Первые победы донских казаков над французами отмечены 13 октябрем 1812 года, когда казачий отряд под командованием генерала Алексея Иловайского под Малоярославцем разбил неприятеля «с жестоким поражением» и отбил у него 11 пушек. В это же время отличились донские казаки под командованием генерала Кутейникова 2-го под городком Боровским и полковника Иловайского 9-го под Медынью. 27 октября казаки под руководством генерал-лейтенанта Мартынова с ходу преодолели реку Выпь, разгромили неприятеля и захватили 23 орудия. В начале ноября казаки под командованием генералов Грекова 1-го разбили у деревни Красново, захватив до 80 орудий. В это же время казаки Денисова 7-го разбили неприятеля у деревни Хохлово, отбив у французов 26 пушек и взяв «большое число пленных». 23 ноября казаки генерала Мартынова разбили французов у местечка Зембино и захватили «более тридцати орудий». И таких примеров героизма донских казаков можно привести сотни. В обширном рапорте Кутузову Платов докладывал: «За остатками же неприятеля, оставившими Ковно, велось преследование до Волковийска; взято 3 орудия и большое число пленных, отличился полковник Ефремов (в будущем генерал, останки которого захоронены в Новочеркасском Вознесенском соборе). В городе Ковно и в преследовании до Волковыска оложено до 10 тысяч рядовых и 496 штаб и обер-офицеров. Итак, — делает вывод Платов,— из большой армии неприятеля из всех разных корпусов не более упущено как до двух тысяч человек».

Казачьи полки взяли в плен 10 генералов, 1047 штаб и обер-офицеров и около 40000 нижних чинов. Знамен отбито 15, пушек 364 и 1.066 зарядных ящиков. Но недешево достались эти успехи. Многие полки, в тысячном составе вышедшие от Немана в июне, дошли на тот же Неман в декабре в составе 150 человек. Донцы гибли в боях, гибли от ран, от болезней, от холода и голода. Преследуя армию Наполеона по пятам, они испытывали все те ужасы, которые выпали и на долю неприятеля.

В 1813 г. Кутузов писал Платову: «Одному деятельному преследованию вашему обязаны мы падению городов: Элбинга, Мариенбурга, Мариенвердера и Нейнбурга. За дисциплину же, сохраняемую в войсках ваших, приношу вам мою совершенную признательность, о чем и в общем приказе по армии отдано».

6 октября 1813 г. донские казаки Платова в ходе грандиозной битвы народов (союзники против войск Наполеона) под Лейпцигом взял в плен целую кавалерийскую бригаду, шесть батальонов пехоты и 23 орудия неприятеля. Приближалась развязка в войне с Наполеоном. 18 марта 1814 г. союзные войска после тяжелых боев овладели столицей Франции. Донские казаки устроили свой походный военный лагерь на Елисейских полях в Париже. Отечественная война и заграничные походы русской армии победоносно закончены. Многие казачьи полки награждены Георгиевскими знаменами.

В память о героизме казаков в Отечественной войне 1812 года и в связи с ожидавшимся приездом императора Александра I летом 1817 г. были сооружены две огромные кирпичные Триумфальные арки на Московском почтовом тракте при въезде в столицу Дона Новочеркасске и на старом Ростовском выезде.

Трагедия французской армии

На другое утро, 18-го, дороги уже испортились; повозки, нагруженные добычей, тащились с трудом; многие оказались сломанными, а с других возницы, опасаясь, чтобы они не сломались, спешили сбросить лишнюю кладь. В этот день я был в арьергарде колонны и имел возможность видеть начало безурядицы. Дорога была вся усеяна ценными предметами: картинами, канделябрами и множеством книг; в течение целого часа я подбирал другие, которые, в свою очереди, бросал, предоставляя кому угодно подымать их...