Отель на краю ночи
Шрифт:
Постанывая от боли в затылке, Павел Андреевич приподнялся с пола. Голова кружилась, к горлу подкатила тошнота. Собрав волю в кулак, Крушилин тяжело поднялся на ноги и, пошатываясь, двинулся к двери. Шаг. Еще шаг.
Он протянул руку и коснулся пальцами дверной ручки, но открыть ее не успел. Чьи-то холодные пальцы схватили его за шею и швырнули обратно в бокс.
Падая, Крушилин ударился плечом о чугунную ванну. Боль, пронзившая плечо, едва не лишила его сознания. Крушилин поднялся на ноги и, упрямо набычившись, шагнул в сторону двери.
И вновь холодная рука схватила
– Эта могила будет твоей! – хрипло пробормотал кто-то.
Сильные руки подняли Крушилина с пола и толкнули в ванну. Павел Андреевич упал в ванну, полную воды, и попытался вырваться, но холодная рука опустилась ему на лицо и надавила. Голова Крушилина погрузилась в воду. Он попытался сбросить с лица страшную руку ведьмы, забился в ванне, как огромная, перепуганная рыба…
Не в силах больше задерживать дыхание, Павел Андреевич дернулся и, широко раскрыв рот, вдохнул всей грудью. Вода хлынула в его легкие, разрывая альвеолы. Крушилин и не подозревал, что боль бывает такой. Однако рассказать о своем открытии он никому уже не мог.
«Как больно!» – пронеслось в голове у Павла Андреевича, и в следующее мгновение свет померк у него в глазах.
Вода в ванне остыла. Татьяна Михайловна поставила стакан с джином на край ванны и тяжело поднялась на ноги. Вода стекала с круглых боков и с журчанием падала в ванну.
Быстрова оглядела себя в зеркале. Волосы на лобке, которые она аккуратно подбривала по просьбе молодого любовника, отросли и торчали неровными рыжеватыми пучками. На предплечьях проступали голубоватые жилы. Из зеркала смотрела пожилая женщина, пытающаяся следить за собой, но сильно запустившая себя в последние недели. Живот дряблый, грудь подвисает, шея… на шею лучше вообще… Добавьте к этому нездоровый цвет лица, легкую одутловатость, блеклые волосы и мешки под глазами – получите полный портрет сорокашестилетней старухи.
Тятьяна Михайловна тяжело вздохнула и отвернулась.
За окнами сверкали молнии и лил дождь. В душе Татьяны Михайловны была такая же тьма, как и на улице. Днем ей позвонил Макс и сообщил, что у Ракольской случился второй инсульт, которого она не пережила. Смерть соперницы тяжким бременем легла на душу Быстровой.
До вечера Татьяна Михайловна валялась в постели, включив кондиционер и накрывшись одеялом с головой. Вечером выбралась, чтобы принять ванну. А по пути достала из сумки бутылку джина и наполнила стакан наполовину, решив, что этого хватит на весь вечер. Однако не хватило.
Приняв ванну и сделав несколько глотков джина, Быстрова взяла телефон и набрала номер Макса. Она с удивлением обнаружила, что связь отсутствует. Татьяна Михайловна повторила попытку, но с тем же результатом.
– Чертов сукин сын, – выругалась Татьяна Михайловна и швырнула телефон на тумбочку, после чего снова взялась за стакан.
Со
Татьяна Михайловна вздохнула и вернулась к кровати. Внимание ее привлек листок бумаги, торчащий из кармашка сумки. Быстрова выдернула листок из кармашка и поднесла к глазам. Это была листовка.
«Татьяна Михайловна Быстрова. Жизненные вехи: Актриса. Директор областного театра. Политик.
Если хотите, чтобы область превратилась в театр, а общественная жизнь – в театральный капустник, голосуйте за Быстрову. Но помните: любой театр начинается с «вешалки»!
Под текстом красовался рисунок, изображающий виселицу.
Татьяна Михайловна усмехнулась: жалкий каламбур. На мгновение она опять почувствовала злость, но тут же осадила себя: все, выборы позади, враги – тайные и явные – повержены. Теперь можно отдать эту листовку секретарю Максу, чтобы он подтер ею свою тощую задницу. Этот юный подонок далеко пойдет. Хитер, хладнокровен, услужлив. И такое вытворяет в постели!
Вдруг свет в комнате погас. Быстрова испуганно приподнялась с кровати. Секунду или две она всматривалась во тьму, потом снова откинулась на спинку, расслабилась и поднесла стакан к губам. Есть свет или нет – не все ли равно? Главное, чтобы бутылка джина была под рукой. А раз она стоит возле кровати, значит, все в порядке.
Отхлебнув джина, Татьяна Михайловна нащупала на тумбочке телефон и снова набрала номер Макса. Связи по-прежнему не было. Чертовщина какая-то. Должно быть, из-за бури.
Татьяна Михайловна бросила бесполезный мобильник на тумбочку и взяла обычный стационарный телефон. Но и тут Быстрову ждало разочарование: гудка в трубке она не услышала. В темноте Татьяна Михайловна постучала по рычажку, надеясь вернуть аппарат к жизни. Линия молчала.
Быстрова положила трубку на рычаг, залпом допила джин и потянулась за бутылкой. Последующие двадцать минут она сидела в постели, подложив под спину подушки, и накачивалась джином. Джин сегодня был каким-то странным. Он не просто пьянил, он все менял. И снаружи, и внутри – в душе Татьяны Михайловны.
Она стала думать о подступающей старости, но, вопреки обыкновению, мысли эти не были печальными. В теле Быстровой появилась странная легкость. Ей даже стало легче дышать. Интересно, отчего бы это?
И вдруг Татьяна Михайловна явственно почувствовала, что в комнате кто-то есть. Но осознание этого абсолютно ее не напугало. Скорее даже наоборот.
Быстрова вгляделась во тьму.
– Кто это? – спросила она. – Макс, ты?
На стену падали блики от уличных фонарей, и Татьяна Михайловна увидела какую-то тень, скользнувшую от двери. На мгновение тень слилась со стеной, но тут же медленно двинулась к кровати.