Отель «Пастис»

Мейл Питер

— Вилли! — прикрикнул на него Саймон, отбирая фужер. — По-моему, тебе пора в постель.

— Не могу не согласиться, мой мальчик. В каком она номере?

Сокрушенно качая головой, Саймон обратился к Николь:

— Посмотри, чтобы он кого-нибудь не перекусал. А я постараюсь разобраться со счастливой парочкой.

В конторке портье он взял карманный фонарик и зонт. Кэролайн стояла у входа, глядя на хлещущий в ночи ливень. Посветив фонариком в сторону стоянки, Саймон увидел Джонатана, борющегося с полуподнятым верхом «порше».

— Эту проклятую штуку заело, — сказала Кэролайн. — Можешь что-нибудь сделать?

Через

десять минут, так и не подняв неподатливый верх, промокшие до нитки мужчины сдались. Саймон вызвал такси. Кэролайн потребовала постелить полотенца, упрекая Джонатана за то, что у того не хватило ума вовремя разобраться с машиной. Саймон был уверен, что ее капризный монолог будет продолжаться до самого Горда. С облегчением глядя вслед удаляющимся огням автомобиля, Саймон вспомнил о неутомимости Кэролайн, когда дело доходило до нытья и жалоб. А теперь мне требуется, сказал он себе, электричество, горячий душ и двенадцать часов сна, и тогда я буду в состоянии еще один день вынести радости руководства отелем. Вымокший и всеми забытый, он стоял в вестибюле, с грустью вспоминая о Найтсбридже и Мэдисон-авеню.

Глава 21

Жожо, сверяясь со списком, в последний раз проверил разложенные на кровати вещи. Он стоял нагишом — на фоне белого тела выделялись темные от загара ноги, руки и лицо. Из стоявшего у изголовья пластмассового приемничка вырывались звуки суперхитов, прерываемые исступленными выкриками диск-жокея, как будто тому в своей студии «Радио Воклюз» в жизни не было так весело. В конце концов, сегодня был праздник, Четырнадцатое июля, «Le Quatorse», когда все мужчины, женщины и дети во Франции должны радоваться soir'ee de f^ete.

Жожо закурил и стал одеваться в соответствии со списком. Надел через голову шнурок, почувствовав на груди холодок ключа от замка. Натянул черные шорты и желто-красно-синюю трикотажную майку, рассовал по большим карманам темные очки, резиновые перчатки и хлопчатобумажную кепочку. Спортивная форма скрылась под поношенными брюками и темной просторной трикотажной рубахой. Черные велосипедные туфли на тонкой подошве были не к месту, но кто в праздничный вечер станет обращать внимание на туфли?

Еще раз прошелся по списку. Ничего нельзя упустить, особенно теперь, когда Генерал поручил ему руководить операцией. Bon. Сел с сигаретой на кровать, дожидаясь, когда подойдет время встречи с остальными неподалеку отсюда, на стоянке машин у кавайонского вокзала. Представил, каково будет господину со средствами на Мартинике. Ром на пляже и крупные туземные женщины. Вот это жизнь.

А в жарких тесных квартирках бетонных коробок в пригородах Кавайона остальные, поглядывая на медленно ползущие стрелки часов, тоже сверялись со списками, удерживаясь, чтобы не потянуться за бутылкой, дабы успокоить нервы. Когда начнется и адреналин хлынет в кровь, они будут слишком заняты, чтобы думать о тюрьме. Но нет ничего хуже, чем ждать. Всегда так.

Около половины одиннадцатого фургон Борелей встал на стоянку у вокзала. Жожо вышел из тени.

— Порядок?

Старший из Борелей, флегматичный и невозмутимый, кивнул. Жожо забрался в кузов, освобожденный от садового хлама, травокосилок, рыхлителей и кусторезов. Бензином и удобрениями, правда, попахивало. Жожо уселся на один из мешков с парниковой землей, разложенных вдоль бортов в качестве сидений. Посмотрел на часы. Снова закурил.

По

одному прибыли остальные — Башир, Жан, Клод и, наконец, с сумками в обеих руках подрывник Фернан. Передал сумки в кузов, потешаясь над тем, с какой опаской их принимают.

— Не хватайтесь за сердце. Не взорвутся, пока я не прикажу.

Борель включил зажигание, моля Бога, чтобы не встретить по дороге патруль жандармов, и свернул под железнодорожный мост. Все молчали.

Вечер в закусочной «У Матильды» складывался удачно. Множество туристов и несколько местных семей отмечали здесь Четырнадцатое июля. Будь все нормально, Матильда с довольным видом следила бы, как один за другим в кассе накапливаются счета, подумывая о том, что, может быть, в этом году удастся провести нормальный отпуск где-нибудь за границей. Вместо этого из головы не выходило, что сказал ей сегодня муж.

Безумие. Именно так она ему и сказала. И это когда их маленький бизнес так хорошо налажен. Со временем можно все продать и уйти на отдых от кухонных запахов и грязной посуды. Она была слишком потрясена и взбешена, чтобы плакать, а когда он сказал, что дело верное, напомнила ему, что он и в прошлый раз говорил то же самое. Три года мыкалась одна, в дни свиданий носила ему пиццу. Обещал больше никогда не связываться с этой дрянной компанией. И вот тебе. Генерал, то и дело поглядывая на часы, стараясь улыбаться, обслуживал посетителей, открывал бутылки, украдкой бросая взгляды на жену. Бедная Матильда, ей было нелегко проглотить это известие, и теперь на ее лице было уже знакомое ему сердито-скорбное выражение отчаяния. Он помнил это выражение с прошлого раза. Он пробовал объяснить, как ему это необходимо, что ему не хочется, как бы его ни хвалили, до шестидесяти лет оставаться официантом, умолчав, однако, еще об одной причине — связанном с этим делом азартом. Она бы не поняла. Терзаясь и волнуясь, он снова взглянул на часы. Они уже должны быть там.

Что касалось парковки, Иль-сюр-Сорг по выходным всегда был кошмаром, а этот вечер был самым худшим в году. Борелю пришлось объехать весь город, прежде чем он отыскал свободное место напротив хранилища антиквариата, фургон простоит там до понедельника.

Потягиваясь и нервно зевая, ребята выбрались из машины.

— Значит, начинаем, — сказал Жожо. — Погода как раз для купания, а? — пощупал висящий на шее ключ. — Сперва посмотрим, нашел ли место Генерал. Фернан, давай мне одну сумку.

Фернан дал ему ту, что потяжелее, с фонарями, ломиками и кувалдой. Он никому не доверял свой, как он говорил, набор взрывного оборудования.

Они не спеша двинулись в путь, стараясь не отличаться от других компаний, ищущих в этот душный вечер развлечений. Приблизившись к центру, услышали глухие ритмичные звуки, раздававшиеся из середины толпы, до отказа заполнившей небольшую площадь как раз перед банком. Над головами в задаваемом вспотевшим ударником ритме мелькали лиловые, зеленые, красные, желтые огни — принадлежность любой передвижной дискотеки во Франции. Две юные певички с ярко накрашенными губами, в переливающихся черных платьях, энергично двигаясь по крошечной сцене, вопили в микрофон. Позади них гитаристы и клавишник, дергая головами и бедрами, будто на электрическом стуле, извивались в судорогах своей музыкальной виртуозности.