Отель у переправы
Шрифт:
– Послушай, Иван, мне кажется, что это не тема для пьяного разговора…
– Да что ты?! А по трезвому ты осмелишься об этом говорить?!
– С другом, да…
– Ну, скажи хотя бы в двух словах, как ты относишься ко всему, что происходит вокруг, – не унимался Иван.
– Я не доволен. Правительство не управляет страной, а плывет по течению. Оно делает ошибку за ошибкой. Но, как ни странно, страна до сих пор жива. Этого хватит?
– О! Ну, вот и осмелился что-то сказать! Вот, что я тебе скажу – когда наша интеллигенция жалуется, что государство делает ошибки, я смеюсь. По-моему, правительство не делает ошибок, оно поступает так, как ему нужно. Наше государство – это самый эффективный инструмент современности.
– И всё это произойдет само по себе? – засмеялся я, услышав в его, казалось бы, умных и политически грамотных словах, столько наивности.
– Нет, не само по себе, – Иван нахмурился, – мы будем способствовать этому! Мы сообщество людей, коим небезразлична судьба отчизны!
– И много вас? Легион?
– Много, но не легион, если ты намекаешь на слова некой разрекламированной книги!
– С трудом мне вериться, что, во-первых, существуют такие люди, во-вторых, что вам позволят делать то, что ты сейчас мне сказал, в-третьих, на волне патриотизма те, кто окопался во власти, уничтожат любую силу хоть как-то решившую изменить существующий порядок, причем делать она это будет руками самого же народа! Люди дезориентированы. Они не знают, что им делать. Возвращаться в прошлое, идти в будущее, или топтаться на месте.
– Сдаётся мне, что ты оторван от жизни. Уединился здесь у моря. Живешь припеваючи и совсем не знаешь, что происходит в стране, в головах народа! Посмотри соцопросы! Люди тоскуют по СССР, даже вспоминает Сталина. Знаешь, что сказал о нем некий де Голль? «Сталин не ушел в прошлое, он растворился в будущем»!
Бутылка водки опустела. Иван взял ее в руки и посмотрел на свет. «Слава богу! Пить больше не будем», – пронеслось у меня в голове. Но разочарование свалилось на меня мгновенно. Мой собутыльник полез в свою сумку и достал другую бутылку. Отточенным движение он скрутил крышку и разлил всем в бокалы новую порцию.
– За Сталина! – громогласно поднял он свой бокал. Все подняли свои емкости и встали. Все, кроме меня. Даже Катя поднялась. Они смотрели на меня, ожидая, когда я поднимусь, а я смотрел на них, не желая пить стоя за Сталина.
– Пьем стоя за вождя! – сурово процедил Иван.
– Увы, но я не хочу пить стоя.
– Что, развалишься что ли?
– Нет.
– Пожалуйста, – умоляющим тоном попросила меня Катя.
Я нехотя поднялся ради Кати, и мы выпили. Я сел первым, все остальные последовали за мной.
– Если оглянуться вокруг, то мы видим, что в стране есть проекты воровства, есть проекты уничтожения, есть проекты коррупции. А те проекты созидания, которые есть, единичны. А Сталин жил страной! Произошло растворение личности в государстве. Я приношу извинение,
– Красиво говоришь, Иван! Но так ли думают люди? И вообще, есть ли он, этот народ?
– Если говорить о том, что думает наш народ, то красноречивы опросы. Так вот, опрос телеканала принес шокирующие результаты: большинство опрошенных – почти шестьдесят процентов – желали бы «возрождения СССР». Понимание необходимости возвращения Советского Союза, пусть даже и на качественно новой основе, и без погубивших его пороков, хоть как-то объединяет наш народ. Поэтому, что бы ты не говорил, наши задачи ясны и едины – впервые за все четверть века!
– А я хочу просто жить… – пьяно промямлил я, удивляясь вдруг ставшему непослушным языку.
– Ты болото! Ты простой обыватель, который неплохо устроился и пределом его мечтаний служит лишняя тысяча долларов, – мгновенно оскорбил меня Иван.
– Нет! Я честный человек. Деньги для меня не главное… Я не хочу быть…
п-п-пушечным мясом! Я не хочу быть м-а-р-и-о-неткой в руках нечестных политиков… Я же ходил в девяностых на Манежную. Я кричал там: «Ельцин! Ель-цин! Ель-цин!» И что?! Что я сделал?! Как улучшил жизнь? Нееет, Иван! Я не играю больше в эти игры, в эту политику… Я живу для себя! Я не позволю обвести меня вокруг пальца! Хватит!
В моей голове шумело. Крепкий алкоголь, от которого я отвык, выворачивал меня на изнанку, но я пока крепился. Голова совершенно перестала работать. Всё, о чем говорил Иван, для меня слилось в один бубнящий голос без смысла, без интонации. Я смотрел на сидевших за столиком людей и их лица расплывались, теряя четкие границы. Катя, такая близкая ещё несколько часов назад, куда-то удалилась, а вместо неё сидела совершенно чужая женщина, которая пила водку, вставала для каждого тоста, просила меня вторить им всем. Уже все курили, не выходя из комнаты, как делали сначала. Густой дым заполнил всё помещение. Окурки сигарет горкой лежали в пустой банке от салата. Посмотрев по столик, я увидел там уже две пустые бутылки водки. Третья стояла на столике и была пуста наполовину. Помню, Иван еще разлил водки. Уже не помню, за что пили…
Глава 6
Утром голова у меня раскалывалась. Я открыл глаза, когда было еще темно. Хотелось пить, «вертолёты» кружили, ощущалась легкая тошнота, но меня не рвало. В общем налицо присутствовали все признаки алкогольного отравления. Лежа в темноте и борясь с желанием встать и прочиститься, я пытался понять, где я лежу. Это было нелегкой задачей так как интерьеры домов создавались совершенно одинаковыми, мебель, техника и постельное белье были тоже типовыми. Я понял, что лежу в комнате своего отеля на кровати. Рядом с собой никого я не нащупал, следовательно, я должен был лежать у себя в доме. Все эти действия по ориентации отняли у меня массу сил, поэтому я вскоре вновь уснул.
Второе мое пробуждение было значительно приятнее, чем первое. Голова уже не так болела, глаза открывались легче. Правда, очень хотелось пить. В окне забрезжил рассвет, из чего я заключил, что было около шести утра. Я поднялся и, шатаясь подошел к столику, на котором увидел бутылку с минеральной водой. Открутив крышку, я жадно припал к горлышку, остужая пожар внутри себя. Только оторвавшись от источника живительной влаги, я огляделся. В сером цвете раннего утра я понял, что я действительно спал у себя в доме, но не один. На диване, свернувшись в позе эмбриона, спала Катя. Она спала в той же одежде, не раздетая, не укрывшаяся и еще не протрезвевшая, как, впрочем, и я.