Отклонение от нормы 3. По следу оборотня
Шрифт:
Я отвернулся и предал себя в руки судьбе и искусству лётчиков.
Полёт не был скучным. Нас трясло, бросало и швыряло, как на грузовике, который несётся по ухабам, не разбирая дороги. Я потерял счёт времени, думал, что эта поездка не закончится никогда. Но всему приходит конец. Мы приземлились на какой-то поляне, гордо именуемой здешним народом аэродромом.
Пошатываясь, мы выбрались наружу, причём пилоты со смехом сказали, что весьма нами довольны, не пришлось нам мыть за собой салон. Хорошо, что у меня нет морской болезни. Саша... то
– Нюхай воздух, - предложил он мне, и я, услышав его голос сквозь звон в ушах, указал направление рукой: я был слегка дезориентирован.
– Обогнали! – радостно сказал папа, потирая руки, - теперь можно и отдохнуть. Здесь есть постоялый двор, пошли.
Я помог Валере навьючить рюкзак, снарядился сам, и мы пошли в сторону посёлка, или деревни, не знаю. Тем не менее, изба, где находилась маленькая гостиница, мне понравилась. Особенно открытый ресторан под навесом. За всё время мы слегка перекусили сухим пайком в тряском самолёте. Нет, не подумайте, что на «кукурузнике», там за куском надо было бы прыгать по всему салону, на тяжёлом грузовом самолёте.
В гостинице присутствовал цивильный туалет и даже душ!
Валера сразу оккупировала сначала одно, потом другое, и мы терпеливо ждали, переминаясь с ноги на ногу. Заняли мы одну комнату, нас было четверо, но Валера даже не хмыкнула, до того устала.
Зато, когда она переоделась в голубенькие джинсовые шортики и лёгкую блузку, у меня пропала вся усталость. Я смотрел на Валеру, а видел Сашу, хотя Саша всегда одевалась более скромно, как мальчик. Но наваждение было так сильно, что я оторвал от Валеры взгляд, лишь получив крепкую затрещину от папы.
– Я тебе что говорил, негодник? Куда пялишься?!
– Но это Саша! – обиженно воскликнул я, - только внутри Валера.
– Вот и уважай не форму, а содержание. А ты, Валера, будь скромнее.
Валера фыркнула, и спросила, во что ей одеться, чтобы все от неё отвернулись раз и навсегда. Никто не нашёлся, что ей ответить. Во что бы она ни нарядилась, я буду видеть в ней Сашу.
Мы расположились на веранде, с которой была видна сопка, уже тронутая желтизной и багрянцем, под сопкой текла речка, шириной метров двадцать, и деревянный мост, перекинутый через неё, и заказали ужин. Среди меню были медвежатина, козлятина и кабанятина. Мне было всё равно, я сказал, чтобы папа выбрал для всех.
Дед Саша заказал себе что-то лёгкое, жалуясь на не очень здоровый желудок.
Папа ещё купил фляжку коньяку.
Дед отказался, сказав, что у него завтра будет всё болеть, я тоже, хотя мне никто и не предлагал, папа сказал, что смотреть на пьяную обезьяну ему хочется меньше всего.
Я проглотил шутку. Пусть папочка шутит.
За соседним столиком я услышал интересный разговор. Вначале не прислушивался, потом весь обратился в слух.
Разговаривали двое мужчин лет тридцати, может, больше:
–
На ней был ошейник с обрывком цепи.
– Так этого волка все знают!
– Знают?
– Ну да! Он у многих кур пощипал.
– Кур ворует? Он же не лиса, ему надо коз, или ягнят давить!
– Может, она на диете! – захохотал собеседник.
– Ты хочешь сказать, что это волчица?
– Конечно, волчица, тебе любой охотник это скажет.
– Тогда это многое объясняет, - задумчиво произнёс собеседник, а я в это время толкнул ногой папу, привлекая его внимание. Папа у меня всё понял с полужеста, и тоже стал слушать.
– У нас потерялся ребёнок. Мальчик. Ушёл в лес пока мы обустраивали лагерь. Я чуть не поседел, хотя вряд ли мне это дала сделать моя жена. Прибила бы чем – ни будь.
Хотя сама виновата, - добавил он, помолчав.
– Так вот, кинулись мы на его поиски. Долго искали, не нашли, вернулись к лагерю, видим, там эта волчица стоит, а рядом наш Ваня, за обрывок цепи держится.
Мы подойти боимся, а волчица увидела нас, что-то сказала Ване. Ваня заплакал, и стал обниматься с волчицей. Потом она исчезла, как сквозь землю провалилась.
– Ты говоришь, они разговаривали, твой мальчик, и волчица?
– Я даже не удивился. Дети понимают язык зверей.
– А вот я думаю, что это оборотень. Надо его выследить и пристрелить.
– Что ты такое говоришь?! Пристрелить за такое дело?!
– Оборотни, они такие. Одного спасут, другого съедят.
– Я лучше пойду в церковь, ей свечку за здравие поставлю.
– Ну-ну, иди в церковь, а я пойду, ружьё достану…
Я понял, что мы близко от цели, и что надо спешить. Саша в опасности.
Поняли это и остальные члены нашей экспедиции.
Я прислушался к себе. Волчица где-то в соседнем лесу. Хотя, что значит соседний лес?
Километров сто - сто пятьдесят от нас.
Толик.
Сколько я себя помню, я любил Сашу. Впервые я увидел её в первом классе.
Я тогда, конечно, не знал, что это было за чувство, мне просто нравилась эта девочка, вот и всё. Нравилось смотреть на неё, быть рядом, особенно, когда она принималась воспитывать, или приводить мою причёску в порядок, я сразу замирал на месте, затаивал дыхание и надеялся, что этот миг никогда не кончится.
Так прошло много лет. Потом Саша вдруг заявила, что она мальчик.
Для многих это было шоком. Девчонки отвернулись от неё, потому что она задирала перед ними нос, мальчишки презирали её за о, что она решила к ним примазаться, не имея на это права. А я совсем не обратил на это внимания, мне было всё равно, кем считает моя любимая. Рано, или поздно, это её увлечение стилем томбой пройдёт, и мы будем дружить, как мальчик и девочка.
Пока же нас стали дразнить. Я оказался Олей, Саша оказалась мальчиком.