Отклонение от нормы 3. По следу оборотня
Шрифт:
– Может, нам организовать засаду километров за двести от границы?
– Так далеко? – удивился я.
– Кто вас, оборотней, знает! – ответил дед Саша, - ты можешь сказать суверенностью, сколько сможешь пробежать, будучи волком?
– Я никогда в волка не обращался, - признался я.
– А в кого ты обращался? – не отставал настырный дед.
– В об… - чуть не прокололся я, - в этого, человекообразного.
– В снежного человека, что ли? – напрямую спросил папа.
Я не выдержал, и расхохотался. Это был бы номер! А в кого я преобразовывал
Хотя чувство свободы и силы пьянит лучше вина! Будем в тайге, обязательно попрыгаю.
– Снежный человек силён, но неуклюж, - ответил я. Все ждали, что я скажу, и отмолчаться не удалось, - на мартышку я не тяну. Что-то вроде гиббона…
Я не ожидал такой реакции. Ладно, Валера упала на бетон, она так сделала бы, скажи я, что превращаюсь в прекрасного принца, но папа с дедом Сашей!
Особенно последний. Я не ожидал, что его реакция больнее всего заденет меня.
Я надулся и больше ни с кем не разговаривал. Напрасно Валера просила отряхнуть её.
– Гиббончик ты наш, - ласково пропел папа, не обижайся, у тебя слишком небогатая фантазия!
– Зато у вас слишком богатая! – огрызнулся я, - теперь даже не просите, не покажу, как это делается.
– Шутки шутками, - сказал дед, - а в образе гиббона Саша могла бы уже преодолеть расстояние от Тамбова до Волги!
– Саша не превращается в обезьяну! – резко сказал я, - она была против таких экспериментов, она говорила, что силу надо набирать методично, каждодневной тренировкой, а не изменением структуры мышц!
– Ну и кто оказался прав? – поинтересовался папа.
– Я в одном оказался неправ, - вздохнул я, - Саша пыталась обращаться в волчицу под моим контролем, а я боялся. Мне кажется теперь, что она обратилась вовсе не от ревности, она должна была это сделать, потому что волк – её тотемный зверь.
– Ты такие умные вещи говоришь, - вставила Саша, - ты же говорил, что ты тоже волк, а обращаешься в обезьяну! – снова заржала Валера.
– Дурочка ты, - беззлобно ответил я, - Я не обращаюсь, я переделываю свой облик. Это совершенно разные вещи! И я могу контролировать обращение!
– Мы так просто говорим о ликантропии, - сказал дед Саша, - как будто всю жизнь с ними прожили.
– У моего сына невеста – оборотень, сам он – гиббон, а ты смеешь удивляться! – захохотал папа. По - моему, у него истерика.
– Где будем высаживаться? – хмуро спросил я, думая, поверили они мне, или сочли мои слова глупой выдумкой. Ладно, хоть не заставили продемонстрировать чудеса обращения.
– Парашютов у нас нет, придётся лететь до конца, - решил папа, - там Саша понюхает воздух, и скажет, куда бежать! – Я заскрипел зубами.
Скрипи, не скрипи, а папа есть папа. Я не стал хвастать, что могу победить даже его, если буду в образе… Ладно,
Так как мы летели на запад, день никак не кончался. Когда мы прилетели в Самару, был полдень. Как говорил папа, я понюхал воздух, и сильно удивился. Саша была на востоке.
– Я предупреждал, - противным голосом сказал дед Саша. Все промолчали. Перехватить оборотня не удалось. Теперь надо идти по следам.
Все стали смотреть на папу. Папа терпел, хоть и стал красный, как рак.
– Хватит меня сверлить! – прикрикнул он на нас, и мы дружно заинтересовались происходящим на военном аэродроме. На аэродроме происходило сонное движение аэродромной прислуги, жаркое солнце начало выжимать из наших тел пот.
Когда мы снова посмотрели на папу, то его уже не было. Даже я протёр глаза. Вот он был, и вот его нет. Оказывается, он забрался на проезжающий мимо кар и поехал на командный пункт. Мы поплелись к багажному люку своего самолёта принимать свои пожитки.
Скоро пришёл сияющий папа и сказал, что нам несказанно повезло, и мы через два часа вылетим обратно на прекрасном самолёте. Ан-2 называется.
Через два часа мы, одуревшие от духоты, снова вышли на лётное поле, и папа привёл нас, нагруженных под самую завязку, к биплану типа «кукурузник». Пока мы, разинув рты, осматривали это чудо техники, папа весело разговаривал с пилотами.
Дед Саша рассказывал нам, как, будучи в нашем возрасте, летал на таких самолётах, которые уже тогда казались ему жутко старыми. Меня пробила дрожь от его слов.
Что мне стоило пробовать превращаться в орла?!
Но делать было нечего. Побросав на входе свои рюкзаки, мы расселись на откидных лавочках. Я внимательно осмотрел свою. Вроде закреплена неплохо. Валера скептически хмыкала, наблюдая за мной: она была, по-видимому, смелой девочкой.
– Не боись! – сказал мне пилот, запирая дверь на обычный оконный шпингалет, - не оторвётся! Проверено крупными мужиками. Главное, пристегнись покрепче, и подругу привяжи!
«Подруга» смерила меня презрительным взглядом и уселась на свою металлическую скамеечку с крохотной подушечкой, нашла ремень и пристегнулась, гордо подняв голову. Я последовал её примеру, правда, скамеечка сначала вырвалась из рук и громко щёлкнула о борт нашего судна, но я, ни на кого не глядя, справился с капризной скамейкой, и тоже утвердился на своём месте.
Тут первый пилот запустил двигатель, и мы перестали слышать друг друга, второй пилот проверил, хорошо ли мы пристегнулись, и самолётик начал выруливать на взлётную полосу.
Только тут я заметил все щели и дыры, которые находились между пилотской кабиной и пассажирским салоном. Причём дыры эти были не в кабину, а наружу.
Когда самолёт оторвался от земли и поднялся в воздух, в эти щели стало немилосердно дуть. Я оглянулся, и посмотрел в иллюминатор. Лучше бы я этого не делал. Крепление крыла было сломано, и перевязано синей изолентой. кусок ленты отклеился, и трепетал на ветру.