Отклонение от нормы 3. По следу оборотня
Шрифт:
Потом вызывали их на честный бой и расквашивали друг другу носы, пока не научились обходиться без травм.
Вот такая была моя девочка. Ещё не вышла из мальчишеского возраста.
Папа мне сказал, что такое бывает нередко, когда девочки стараются не отставать от мальчиков, играя с ними в различные рискованные игры. Иногда даже превосходят мальчиков в силе и смелости.
Потом природа берёт своё, и они расцветают в прекрасных и решительных девушек, с которыми жить спокойно и весело. Они не закатывают истерик, с юмором
Я с облегчением перевёл дух.
Но, когда я привёл домой моё тощее встрёпанное чудо, родители были до того поражены, что слов у них не хватило. Конечно, от своих слов они отказываться не стали, но Саша умудрилась их шокировать.
– Почему ты такая худая? – спросил её папа.
– Я болел, - сказала моя подруга.
– Болел?
– удивился папа.
– Да, болел ангиной, - отвечала Саша.
На вид она была мальчишка мальчишкой, сквозь майку были видны рёбра, большая голова еле держалась на тоненькой шейке, коленки были толще ножек.
И это несуразное чудо я любил. Хотелось взять её на руки, оградить от всех невзгод.
Но она была очень сильной девочкой, я имею в виду духовную силу, это меня она старалась оградить от бед.
А потом стала сильной и физически. Когда справилась с болезнью.
Я видел, что она без ума влюблена в меня, очень ревнива, даже страшно было, когда она разозлилась на меня. Она выходила на ковёр бороться, и рвала на части соперников, до того злилась.
Но девочка она и есть девочка. Стоило приласкать её, и мы помирились. Правда, и мне было ужасно мучительно терпеть эту размолвку. А вдруг она бросит меня?
У неё был Толик, который с детства был в неё влюблён. Она не отталкивала Толика, грелась возле него.
Оказывается, я тоже ревнив. Не настолько, но тем не менее.
Потом оказалось, Саша умеет читать мои мысли. Это несколько испугало меня, но потом она сказала, что пошутила, и может видеть образы, которыми я думаю.
Интересно, думал я, моя невеста ещё и ведьма!
Зато, какое наслаждение дарила она мне! Мы целовались, она возбуждала меня, и мне казалось, что я умираю от счастья. Только за это стоило её любить.
Скоро я так привык к её ласкам, что мы старались как можно чаще оставаться наедине.
Но наша жизнь оказалась настолько насыщенной, что остаться вдвоём оказывалось всё реже и реже. Пока не настали каникулы.
Мы с Сашей думали, что настало время безумия и счастья, а наступило время безумия и горя. Меня увозили в город моей мечты, а Саша оставалась здесь.
В день разлуки я понял, что значит знать чувства и мысли любимого человека.
Я узнал всю боль и отчаяние Саши, я уже был готов сбежать с ней от своих родителей, когда Саша успокоила меня. До сих пор думаю, что это была её ошибка.
Мы сели на поезд, и поехали на Дальний Восток.
На сердце была лишь щемящая грусть. Я думал, съездим,
Понимание, что мне надо вернуться, пришло на другой день.
Я утром встал, привёл себя в порядок, и стал собираться.
– Ты куда собрался? – спросила меня мама.
– Я возвращаюсь, - ответил я.
– Куда ты возвращаешься? – удивился вошедший папа.
– К Саше, - пожал я плечами.
– Ты знаешь, в какой тесноте они живут. Вы и так им надоели до чёртиков. Не успели они свободно вздохнуть, так ты свалишься им на голову.
– А наша квартира?
– Ты маленький? Мы сдали её ещё вчера.
– Всё равно. Саша говорила, они скоро получат новую квартиру, служебную, а эта остаётся за ними.
– Ты с ума сошёл? Кто вам, детям, разрешит жить вдвоём? Ей тринадцать лет! Пожалей бедную девочку!
– Я люблю её, она сейчас очень несчастна без меня. Я тоже изнываю от горя.
– Изнывает он от горя! Ты слышишь, отец?
– Я слышу и разделяю его чувства, но считаю, если пошёл одним путём, не стоит возвращаться на полпути, возвращаться – плохая примета.
Я засмеялся. Кто меня может удержать, если мне надо вернуться! Я попытался выйти в дверь, но папа не пустил меня. С удивлением я посмотрел на папу, и попытался выйти ещё раз, но папа был подобен скале. Тогда я встал на столик, открыл окно и попытался выпрыгнуть. Меня поймали и бросили на полку. Я вскочил, попытался бороться за свободу, но в это время что-то укололо меня в шею, и я обмяк.
Меня положили на полку, сняли рюкзак и обувь.
– Полежи, дурачок, - сказала мама, заворачивая в бумагу использованный шприц.
Я лежал, всё видел и слышал, но был парализован.
– Что ты ему вколола? – удивился папа.
Мама назвала мудрёное название, и сказала, что это успокоительное.
Здорово оно меня успокоило. Я лежал, лежал, и описался.
– Что с ним? – удивился папа, увидев, что мои джинсы стали мокрыми.
– Не знаю, - ещё больше удивилась мама, подошла ко мне и попыталась привести в чувство, но я совершенно не ощущал своего тела. Оно было будто резиновое.
Язык запал в горло, и я захрипел, стал задыхаться. Хорошо хоть дышать мог.
Меня перевернули, переодели.
Я опять описался.
– Сделай что-нибудь! – взревел папа. – Ты отравила моего сына!
– Ничего я не травила! – кричала мама, - это ведьма его околдовала!
Мне сделали ещё один укол, и я погрузился в сон.
На следующей станции меня сняли с поезда. Папа договорился с военными, что он со мной полетит самолётом, а мама доберётся с вещами поездом. Там папа её встретит и перевезёт на квартиру.
По - моему, папа был зол на маму.
На самолёте я так и не отошёл от паралича, меня перевезли в госпиталь, там ещё чем-то кололи, пока я не потерял связь с миром. Что-то помню, но как во сне.