Отклонение от нормы, Или приключения томбоя, обыкновенные и невероятные
Шрифт:
Но слово было уже сказано.
Я смотрел на Сашу. Я ничего не понимал. Ничего не видел.
– Саша… - робко начал Саша, но я отвернулся от него, лёг, не раздеваясь, на свою кровать, обнял подушку, и, стиснув зубы, начал поливать её слезами. Сначала тихо, затем моё тело начали сотрясать рыдания.
– Саша, успокойся, - гладил мои плечи Саша, но у меня не было сил даже прогнать его.
– Ох уж мне эти семейные сцены! – в сердцах сказал Борька, и вышел из комнаты.
Не знаю, сколько прошло времени, когда раздался голос Максима:
– Что здесь произошло?
–
– Они меня доведут до белого каления, - сердито сказал дядя Коля, чтобы завтра я видел, как вы целуетесь взасос!
– Они сильно поссорились, - сказал Борька.
– Что ты ей сказал? – спросил дядя Коля Сашу. Тот молчал, только я почувствовал, как на футболку начали капать горячие капли.
– Ну,… поплачьте пока. Завтра никому поблажек не будет. С утра кросс, потом борьба, после ужина вы, двое, будете выяснять отношения на матах.
В смысле, не материться, а… хотя, можете и материться, но, чтобы снова помирились. А то, стая, называется. Не будет у вожаков мира, и стая разбежится.
Меня ещё сотрясали рыдания, Саша, молча, лежал на своей кровати, когда ввалился счастливый Толик.
Быстро сообразив, в чём дело, Толик с криком возмущения кинулся ко мне:
– Сашенька, успокойся, я всегда говорил, что ты мой!
– Ну ка Толька, брысь оттуда! – закричал Саша.
– Ты кто такой, чтобы мне указывать? – смело и грубо отозвался Толик, - я за пять лет не довёл Сашеньку до слёз, а ты – за два месяца! Сашенька, не плачь, я с тобой, успокойся, повернись ко мне, - ворковал Толик, и мне действительно становилось легче. Я повернулся к Толику, обнял и поцеловал его. Саша заскрипел зубами. Этот скрип пролился мне бальзамом на душевную рану. Мы так и заснули, не раздеваясь.
Утром никто ни с кем не разговаривал. Но держались вместе. Тренер пригрозил, что если опять разбредёмся, он свою угрозу выполнит, и отправит нас домой, пусть рушатся все его надежды.
За ночь я успокоился и страшно страдал без Сашиного внимания, но виду старался не подавать. Саша… не знаю, хотел надеяться. А вдруг? Я похолодел. Что я буду делать, если он разлюбит меня? Пойти, сказать, что люблю его больше жизни? Что он скажет? Я попытался мысленно войти с ним в контакт, но, кроме отчаяния, ничего услышать не мог. Чьё это отчаяние, я тоже понять не мог. Меня мучило такое же.
Толик тоже был хмур. Он злился на Сашу, понимая, что наша размолвка ненадолго, и не тешил себя надеждой, что останется со мной навсегда.
На этот раз я боролся со злостью, однако контроль над собой не терял. Наоборот, постарался войти с соперником в ментальный контакт, и мне удавалось предугадывать все движения партнёра.
Это не чтение мыслей, борец сам не знает, что он предпримет в следующую секунду, он не успевает обдумать движения. Всё происходит автоматически, буквально спинной мозг руководит человеком. Однако за миллисекунду до этого проходит сигнал, и этого достаточно, чтобы наш суперсовершенный компьютер вычислил ответное действие.
Получается, я тоже не понимал, что делаю, подключившись к импульсам противника. И в то же время, не расслаблялся, самостоятельно
Но стал выигрывать пять из пяти, нисколько не радуясь.
– Денисов, не злись! – выговаривал мне тренер, - Саша, успокойся! Злость не лучший советчик. Работай мягче, не дай бог, кого покалечишь! Все усилия коту под хвост!
Я слушал его, кивал, а сам думал о своём. Если мысли были вялые, я проводил приёмы, уходы и броски, даже силовые и болевые приёмы, мягко, растянуто. Если мысли прыгали, всё проводил зло, рывками. Доигрался. Растянул кисть Генке.
– Денисов! – ревел от ярости дядя Коля, - я порву тебя на части! Что мне с тобой делать?! Ты с Беловым не задушите друг друга? Уверены?
Сегодня я даже не прятался в душе ни от кого. Никто на меня и не смотрел. Они тоже, в отместку, наверно, мне, не прятались от меня. Но мы не видели никого, ослеплённые обидой и яростью.
После ужина, когда мы с Сашей и Толиком направлялись в спортзал, меня нагнала Слава.
– Ты куда это?
– Мы будем тренироваться?
– Втроём?
– Да, нас наказали, а Толик за компанию.
– Вчера все отметились, мне тоже попало, но никому не пришла в голову мысль заставить нас вечером заниматься.
– У нас особый случай.
– Ну, ладно, удачи, встретимся на татами.
– Ты что, за мальчиков выступаешь? – даже остановился я.
– Я в фигуральном смысле, - прыснула Слава.
– Я уже испугался, что ты замаскированный мальчик!
Слава звонко рассмеялась и ушла. Я покачал головой: уже и других стал подозревать!
Молча переодевшись, мы вышли на отведённый нам угол, где бросили несколько матов. Сначала мы поборолись с Толиком. Сильный боец, оказывается! Однако мне не соперник. Пару раз, свернув его в бараний рог, я сел отдохнуть.
– Ну, Саша, здоров ты стал, сказал мне Толик.
– Меня Юрик натренировал, - ответил я.
– Ты его так и носишь на руках? – я кивнул.
– Да, такую тяжесть поноси.
Потом мы вышли с Сашей.
Я сразу вошёл в ментальный контакт. Саша тосковал. Я позлорадствовал, почувствуй мою боль! Но тут же пожалел его до боли в сердце: мой любимый страдает! Мой любимый напал на меня. Я легко ушёл от его захвата, упав на шпагат, перевернулся, и подсечкой сбил с ног Сашу. Быстро встав в партер, начали меряться силой. Исход был предрешён.
Саша перевернул меня на спину и сказал: - или ты прощаешь меня, или сейчас начну тебя при всех целовать!
– Ага, - сказал я, - шантаж!
Тут же змейкой вывернулся и взял на болевой. Саша застучал по ковру.
– Ты мне всех борцов выведешь из строя! – услышал я сердитый голос тренера.
– Он меня шантажирует! – пожаловался я.
– Обещает зацеловать при всех.
– Ты, Белов, пока, это, воздержись. Я сказал, у себя в каюте! Давайте, спарринг.
Я понял, что сейчас мне пощады не будет. Долго уворачивался от его подсечек, захватов и подножек, но неожиданно для себя очутился лежащим лицом в ковёр. Саша не расслаблялся, держа мою голову за затылок, коленом упершись мне в поясницу. Левой рукой он заломил мне левую же руку.