Откровение в звуках, Болеславский Лев

Откровение в звуках

на обложку

Болеславский Лев

Шрифт:

Да будет вечно славен Тот,

Который сей сосуд скудельный

Наполнил от Своих щедрот

Живой любовью беспредельной!

Да будет вечно славен Тот,

Кто дал мне веру и дерзанье

И семь благословенных нот,

Затем чтоб я среди невзгод

Своё построил мирозданье!

Прав

был Альберт Швейцер, сказавший: «Бах – завершение. От него ничего не исходит, но всё ведёт к нему». В переводе с немецкого «Бах» означает «ручей». «Не ручей – море ему имя!» – воскликнул Людвиг ван Бетховен.

…Я вижу Иоганна Себастьяна, сидящего у клавесина или органа, вижу его руки, пальцы. И сквозь музыку чудится шёпот:

Так мерно долгое движенье

Последней фуги, что скорей

Не прекращаться легче ей,

Чем вздох найти для завершенья.

Но слышу, глядя в небосвод,

Не фугу, что, внимая теме,

Течёт под пальцами, а время,

Что между пальцами течет…

Течёт в вечность.

Воля Бетховена

В жизни великого композитора Людвига ван Бетховена меня особенно волнуют два «момента»: один связан с так называемым «Гейлингенштадтским завещанием», другой – с письмами «К бессмертной возлюбленной».

1802 год. Мастер проводит лучшее время года в маленьком городке Гейлигенштадт, к северу от Вены, на берегу Дуная. Здесь, в чердачной комнатке, отчаяние диктует Бетховену письмо братьям Карлу и Иоганну. Первые же строки выдают истинную причину страданий: «О вы, считающие или объявившие меня озлобленным, упрямым или мизантропом, как вы несправедливы ко мне… Вы не знаете тайной причины того, что я вам кажусь таким… подумайте только, вот уже

шесть лет, как меня поразил неизлечимый недуг…»

И дальше Людвиг признаётся: «Я глух. Я должен жить изгнанником. Едва только я сближаюсь с обществом, как меня охватывает жгучий страх…»

Незадолго до написания этого письма произошёл случай, ставший, видимо, последней каплей в чаше терпения и молчания Бетховена, скрывавшего от всех свою прогрессирующую глухоту. Фердинанд Рис, ученик и друг Бетховена, во время одной из совместных прогулок обратил его внимание на пастуха, который играл в лесу на свирели, вырезанной из ветки сирени. Увы, Бетховену в течение получаса не удалось ничего расслышать. Чтобы не причинять боли своему великому спутнику, Рис в конце концов притворился, что тоже ничего не слышит. Бетховен всё понял и стал тих и мрачен.

Прощаясь со всем, чем он жил на земле, композитор словно хочет забыть о музыке и в своём завещании в слезах обращается к Heбеcaм: «О, Божество, Ты с высоты видишь моё сердце, Ты знаешь его, Тебе ведомо, что в нём живёт любовь к людям и стремление к добру. Итак, пусть свершится. С радостью спешу я на встречу смерти…»

Казалось бы, всё: он уйдёт из жизни в 32 гoдa, ещё, по сути, не создав ничего, что сделало его Людвигом ван БЕТХОВЕНОМ. Но 10 октября он делает приписку: «О Провидение! Дай мне хотя бы один день чистой радости…»

Господи, хотя бы день

Чистой радости пошли!

Не отдай меня беде,

Вырви из людской квашни!

Облака мои развей,

Спрячь меня за сто миров

И от зависти друзей,

И от ярости врагов!

Побеседую с листвой:

Кто я? Где я? И куда?

Как зовут меня? Постой:

То ли вяз, то ли звезда…