Открой рот. Проявляйся, говори и получи то, что хочешь
Шрифт:
Моя мама смертельно боялась камеры
Мы с мамой смотрели телевизор, мне было лет шесть, и мама сказала: «Я всегда мечтала, что буду женой президента и меня покажут по телевизору, как я спускаюсь по трапу самолета, и я всем буду махать, и тут в селе все увидят и скажут: “О, Пахомка наша!”» (Девичья фамилия матери – Пахомова.)
Мы сидели в деревенском доме на железной кровати с периной. Нет, на слово «деревенский» мама бы обиделась. Она всегда подчеркивала, что родилась не где-нибудь, а на хуторе в Ростовской области. На кроватях там действительно всегда лежали пуховые перины, спать на которых было невыносимо: тебя засасывало в какую-то теплую мягкую бездну – там внутри было душно и почему-то очень неудобно. И запах! Запах настоящих утиных перьев. В доме, где
Маму, кстати, по телевизору так ни разу и не показали. Мечту за нее осуществила я. Почти 10 лет я веду программу «Квартирный вопрос» на федеральном канале НТВ, до этого был еще и «Дачный ответ», другие проекты – в общей сложности уже 20 лет на экране. Обучение психологии добавило новых красок в мою работу перед камерой. Я не только открыла свою частную практику, но и начала участвовать в разных передачах, где поднимаются вопросы семейных отношений, личных кризисов, проблемы отцов и детей. На эту же тему веду видеоблог, выступаю в качестве спикера на мероприятиях.
Мама же всю свою жизнь до смерти боялась любой публичности. Даже на моем выпускном, когда ее позвали на сцену сказать несколько слов, мама не вышла. Я знала: это не из злости или вредности, просто она очень испугалась. Зато мои программы никогда не пропускала и страшно гордилась. Впрочем, критиковала она тоже с особым упоением: «Доченька, ну почему такая прическа? Ой, а это что на тебя нацепили?» – в общем, зритель был из нее очень неравнодушный. Но именно зритель.
Я все время спрашивала: «Мам, ну как так? А трап самолета? А жена президента?» Мама только улыбалась. Когда на нее обращали внимание и что-то нужно было сказать, мама пожимала плечами и впадала в ступор, просто цепенела. Ей всегда казалось, что она как-то не так выглядит, может сморозить глупость, что все только посмеются и ей станет неловко.
На то, чтобы быть собой, заниматься собой и своей самооценкой, у детей, рожденных в 1950-е где-нибудь в глубинке Советского Союза, времени особо не было: посевная, огромные огороды (особенно на юге), хозяйство – то гусей пасти, то коров гнать. Мама рассказывала, что для того, чтобы книгу почитать, нужно было спрятаться ото всех, и то потом могло влететь от родителей. Тяжелый труд на первом месте, книги – ненужное баловство. Нужно было помогать всем и быть такой, чтобы перед людьми не стыдно. В деревне или на хуторе все как на ладони. В какой-то мере мне кажется, что сегодняшние комментарии в соцсетях – это та же самая деревня, где все друг про друга всё знают, а если не знают – додумают, дадут непрошеных советов обязательно, перемоют все кости. И нужно иметь очень крепкую опору внутри, чтобы во всем этом отстоять свое право быть самим собой.
Чтобы быть видимым другим, сначала нужно быть видимым в своей собственной семье.
Мамина роль называлась «старшая сестра», и это было про заботу о младших, умение справляться, знать, когда другие не знают, но точно не про собственные интересы и не про внимание к себе.
Камера – это глаз родителя
Наши самые первые зрители – это родители. Все начинается даже не с рождения, а с ожидания и того места, которое нам в семье отведено. Ведь ждут каждого из нас по-разному. Кого-то как самых лучших артистов – покупая дорогие билеты в партер и принося цветы. Кого-то – с ужасом и тревогой. А кого-то совсем не ждут и очень злятся на то, что мы приходим. Или ужасно боятся этой встречи. Или сожалеют о том, что эта встреча должна состояться. Или замещают нами кого-то: неродившегося или умершего. Приходим мы, а ждут на самом деле кого-то другого, и нас поэтому не видят.
Понимаете, вы еще говорить не научились, не то что на сцену выходить, а у вас уже есть сценарий взаимодействия с миром, зрителем и публикой. Уже есть! И курсы ораторского мастерства тут бессильны. С точки зрения системной семейной психологии все начинается с того места, которое отведено будущему ребенку. Какой он? Долгожданный, желанный, случайный, ненавистный, обуза? В каждом из вариантов уже заложены путь и история. Это уже послание.
Я
Я держу в руках не просто хранилище снимков, а маленькую летопись жизни маленького человека. В этом альбоме приклеены бирка из роддома (забавно, что там написан не рост, а длина – длина младенца), телеграмма с поздравлениями, уже такая пожелтевшая. Там есть фото, где я в смешной шапочке лежу в кровати, а на другом – катаюсь на качелях с недовольным видом. Вот мама держит меня на руках, на моей голове огромный бант, и папины руки в кадре. Головы нет, не поместилась, но есть его руки, которые не дают упасть. Но для меня самое драгоценное даже не это, а смешные слова и фразы, записанные маминой рукой с другой стороны обложки, которые я говорила ребенком. Причем с переводом. Я даже представить не могу, как она это делала! То есть я говорила какую-нибудь абракадабру (например, слово «температура» я произносила как «телемпература»), а мама вечером садилась, бережно открывала альбом и записывала? Я хорошо помню это стойкое ощущение из детства: ко мне внимательны, я говорю что-то интересное, и у меня даже свой фотоальбом есть! Я – отдельная, со своей историей – существую! Причем, будучи ребенком, я обожала рассматривать именно свой альбом – считайте, свою первую социальную сеть. К слову, у моих детей нет никаких альбомов. И где, кстати, бирки из роддома моих детей? По-моему, я вообще их не сохранила. Упс, спишем на то, что в цифровую эпоху контента так много, что альбом как будто и не нужен, хотя все чаще думаю о том, что все-таки нужен. Но с другой стороны, всегда ли наличие детского красивого альбома говорит о подлинном внимании к ребенку? Или это собрание очень красивых картинок? Ведь бывает все и вместе, а бывает одно без другого.
С моим рождением началась и игра в куколки. Мамы девочек такое очень любят. Мама обожала шить для меня, выбирать одежду, и она долго была в этом непримирима, ей постоянно хотелось нарядить меня так, как хочет именно она, поэтому я любила оставаться с папой и ходить лохматой и в том платье, которое я сама выбрала, а не быть маминой игрушкой. И это тоже часть сценария, который на меня повлиял в будущем.
С одной стороны, я желанный ребенок. С другой – есть и еще одна встроенная функция: от меня всегда очень многого ждут. А еще я знаю о том ребенке, который не родился после меня, но он был, и мама говорила о нем всю жизнь. И в какой-то момент я вдруг увидела, что в моей жизни всего по два: две профессии, два брака, два ребенка, даже две ипотеки, то есть два дома. И усилий я всегда прикладываю выше нормы. В семейных сценариях не бывает случайностей: все влияют друг на друга, и каждый в отдельности влияет на всех вместе.
Все эти факты не гарантируют какой-то конкретной судьбы и сценария, но это как слово «Дано» в условии школьной задачки, старт, с которого начинается наша пьеса. Или как в пьесах – перед диалогом героев мелким шрифтом описывается мизансцена, чтобы вы успели представить место и обстоятельства, в которых произойдет действие. Позже, по ходу пьесы, происходит еще много событий, реакций на сказанные слова, и все это складывается в наше восприятие себя в этом мире, отношения с людьми. Но вернемся к началу пьесы. Каким оно было у вас?
Давайте рассмотрим несколько вариантов сценариев появления детей в семье и отношений с мамой в младенчестве. Сразу оговорюсь: в этой книге будет много описаний сценариев, типов личностей, но важно понимать, что это всегда большое обобщение, каждый конкретный случай все равно будет индивидуальнее любого сценария.
Сценарии отношения родителей к появлению детей
Сценарий 1: «Я тебя жду, для тебя есть место, я дам тебе любовь и безопасность»