Открытие Индии
Шрифт:
Снова и снова беспокойный разум дает о себе знать, вечно ищущий, вечно вопрошающий:
«По чьей воле разум вздымается в высоту? По чьему приказанию возникает впервые жизнь? По чьей воле обретают люди дар речи? Какой бог направляет зрение и слух?» И далее: «Почему ветер не может оставаться спокойным? Почему человеческий разум не знает покоя? Почему и в поисках чего течет вода и не может остановить свой бег даже на мгновение?» Дух искания неустанно зовет человека, и нет ему отдыха в пути и нет конца странствию. В «Айтарея Брахмана» есть гимн о долгом, бесконечном странствии, в которое мы должны пуститься, и каждая строфа заканчивается припевом: Чарайвети! чарайвети! — «О путник, иди вперед, иди вперед!»
Во всех этих исканиях нет смирения, смирения перед всемогущим
Что такое душа? Ее можно описать или определить лишь негативно: «Она не есть это и не есть то» — или же в известной степени позитивно: «Это есть ты!» Индивидуальная душа подобна искре, выброшенной и вновь поглощенной ярко горящим пламенем абсолютной души. «Подобно огню, который, хотя и един, вступая в мир, принимает различные формы в соответствии с тем, что он сжигает, так и внутреннее я в каждой вещи становится различным в соответствии с тем, куда оно вступает, само же оно не имеет формы». Это сознание, что сущность всех предметов одинакова, устраняет преграды, отделяющие нас от этих предметов, и рождает чувства единства с человечеством и природой, единства, лежащего в основе многообразия и разнородности внешнего мира. «Для того, кто знает, что все вещи суть я, какие горести, какие заблуждения могут существовать, если он видит единство?» «Ничто не будет сокрыто от того, кто видит все вещи в этом я и я во всем».
Интересно сравнить и сопоставить крайний индивидуализм и отчужденность индо-ариев с этим всеобъемлющим подходом, который преодолевает все кастовые и классовые перегородки и все прочие внешние и внутренние различия. Это своего рода метафизическая демократия. «Тот, кто видит единый дух во всем и все в едином духе, не может теперь относиться с презрением ни к одному созданию». Хотя это была всего лишь теория, нет никакого сомнения в том, что она должна была отразиться на жизни и создать ту атмосферу терпимости и разумности, то признание свободы мысли в вопросах веры, то желание и способность жить и давать жить другим, которые составляют господствующую черту индийской, равно как и китайской, культуры. В религии и культуре не было абсолютизма, и они говорят о существовании древней и мудрой цивилизации, обладавшей неисчерпаемыми духовными резервами.
В Упанишадах встречается один вопрос, на который дается весьма любопытный и в тоже время многозначительный ответ. Вопрос гласит: «Что такое эта вселенная? Из чего она возникает? Во что она переходит?» Ответ гласит: «В свободе она возникает, в свободе существует и в свободе растворяется». Я не могу понять точный смысл этого, но мне ясно, что авторы Упа-нишад были страстно преданы идее свободы и хотели видеть все в ее свете. Свами Вивекананда всегда подчеркивал этот аспект Нам нелегко перенестись даже мысленно в ту далекую эпоху и духовную атмосферу тех дней. Сама литературная форма кажется нам странной, непривычной и с трудом поддающейся переводу, а условия жизни были совершенно иными. Мы соглашаемся сейчас со многими вещами, потому что мы привыкли к ним, хотя они достаточно странны и неразумны. Но еще труднее оценить и понять то, к чему мы вовсе не привыкли. Несмотря на все эти трудности и почти непреодолимые преграды, Упанишады находили чутких и жадных слушателей на протяжении всей истории Индии и оказали глубочайшее влияние на формирование национального духа и характера. «Нет такой значительной формы индусского мышления, включая неортодоксальный буддизм,— говорит Блумфилд, — которая не уходила бы своими корнями в Упанишады».
Раннее индийское мышление проникло через Иран в Грецию и оказало
Вторичное открытие индийской философии Европой в течение последних полутора столетий оказало огромное воздействие на европейских философов и мыслителей. В этой связи часто цитируют пессимиста Шопенгауэра:
«Каждая фраза [Упанишад] родит глубокие, оригинальные и величественные мысли, и в целом они проникнуты благородным, священным духом искренности... Во всем мире нет ученого труда... столь благотворного и возвышающего, как Упанишады... [Они] плоды высшей мудрости... Рано или поздно им суждено стать верой народа». И далее: «Изучение Упанишад было утехой моей жизни, и оно станет утешением мне и в смерти». Комментируя это, Макс Мюллер заявляет: «От Шопенгауэра меньше всего можно ждать, что он станет писать наобум или позволит себе впасть в экстаз по поводу так называемого мистического и невразумительного мышления. Я не боюсь и не стыжусь признаться, что разделяю этот энтузиазм в отношении веданты и чувствую себя в долгу перед ней за многое, что принесло мне большую пользу в моем жизненном странствии».
В другом месте Макс Мюллер пишет: «Упанишады это... источники... философии веданты, системы, в которой, на мой взгляд, человеческое умозрение достигло высшей точки». «Самые счастливые часы своей жизни я провожу за чтением книг веданты. Для меня они подобны утреннему свету и свежему горному воздуху: такие простые и такие истинные, когда они поняты».
Но, пожалуй, самую красноречивую дань Упанишадам и более позднему произведению «Бхагавадгите» отдал ирландский поэт А. Э. (Дж. У. Рассел): «Среди современных авторов Гете, Уордсворт, Эмерсон и Торо обладали в какой-то мере этой активностью и мудростью, но все сказанное ими и большее мы можем найти в великих священных книгах Востока. «Бхагавад-гита» и Упанишады содержат такую божественную полноту мудрости по всем вопросам, что мне представляется: их авФ@ры — прежде чем суметь написать с такой уверенностью о вещах, истинность которых ощущает душа,— должны были, со спокойствием оглянувшись в прошлое, проследить тысячу жизней, полных страсти и борьбы с призраками и за призраки»9.
ДОСТОИНСТВА И НЕДОСТАТКИ ИНДИВИДУАЛИСТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ
В Упанишадах все время говорится о закаленности тела и ясности ума, дисциплинированности тела и разума, без чего невозможен никакой подлинный прогресс. Приобретение знаний или любое достижение требуют сдержанности, страдания, самопожертвования. Эта мысль о некой эпитимии, тапасъя, присуща мышлению индийцев — как избранным мыслителям, так и неграмотным низам. Она жива сейчас, как была жива несколько тысяч лет назад, и ее необходимо оценить, чтобы понять психологию, лежащую в основе массовых движений, потрясающих Индию под руководством Ганди.
Ясно, что идеи авторов Упанишад с их атмосферой умственной утонченности предназначались для небольшой группы избранных, способных понять эти идеи. Они были совершенно недоступны пониманию широких народных масс. Творческое меньшинство всегда малочисленно, но если оно отвечает чаяниям большинства, постоянно старается поднять его до себя и способствовать его развитию, чтобы пропасть между ними уменьшилась, тогда в результате возникает устойчивая и прогрессивная культура. Без этого творческого меньшинства цивилизация неизбежно пришла бы в упадок. Но она может прийти в упадок и в том случае, если связи между творческим меньшинством и большинством будут порваны и общество в целом утратит социальное единство, так что в конечном счете само это меньшинство потеряет свою творческую способность и станет опустошенным и бесплодным или же уступит место другой творческой или жизнеспособной силе, которую выдвинет общество.