Открытие Индии

Неру Джавахарлал

ДРЕВНЕИНДИЙСКОЕ ИСКУССТВО

Широкое распространение индийской культуры и искусства на другие страны привело к тому, что некоторые из лучших образцов этого искусства мы находим за пределами Индии. К сожалению, многие из наших древних памятников и скульптур, особенно в Северной Индии, не сохранились. «Знать индийское искусство в одной лишь Индии,— говорит сэр Джон Маршалл,— значит знать его историю лишь наполовину. Чтобы понять его полностью, мы должны пойти за ним по следам буддизма в Среднюю Азию, Китай и Японию; мы должны проследить за тем, как по мере своего распространения на Тибет, Бирму и Сиам оно принимало новые формы и раскрывалось в новом великолепии; мы должны благоговейно взглянуть на неподражаемое величие его творений в Камбодже и на Яве. В каждой из этих стран индийское искусство встречается с иным национальным гением, с иной средой, и под их преобразующим влиянием облачается в иные одежды»⁵¹.

Индийское

искусство столь тесно связано с индийской религией и философией, что его трудно узнать полностью, не имея представления об идеалах, которые владели умом индийца. В искусстве, как и в музыке, существует пропасть, отделяющая восточные концепции от западных. Вероятно, великие художники и зодчие средневековой Европы почувствовали бы себя более созвучными индийскому искусству и культуре, нежели современные европейские художники, которые, по крайней мере частично, черпают вдохновение в периоде Возрождения и в последующей эпохе. В индийском искусстве всегда есть религиозный мотив, стремление заглянуть в потусторонний мир, воодушевлявшее, вероятно, зодчих больших соборов Европы. Красота мыслится как нечто субъективное, а не объективное; это — творение духа, хотя оно способно, обретая форму и содержание, принимать красивые очертания. Греки любили красоту ради красоты и находили в ней не только радость, но и истину; древние индийцы также любили красоту, но они всегда стремились вложить в свое произведение какое-то более глубокое содержание, некое видение внутренней истины, как они ее представляли себе. Лучшие образцы их творческого труда вызывают восхищение, хотя человек может и не понять того, к чему они стремились и какие идеи вдохновляли их. В менее совершенных произведениях это непонимание, неспособность уловить дух художника становится препятствием, мешающим оценить их. Появляется смутное чувство неловкости, раздражения против того, чего никак нельзя постичь, и это приводит к выводу, что художник не знал своего дела и потерпел неудачу. Иногда возникает даже чувство отвращения.

Я ничего не знаю об искусстве, будь оно восточное или западное, и не компетентен что-либо сказать о нем. Я реагирую на него так, как мог бы реагировать любой несведущий любитель. Иная картина, скульптура, иное здание заставляют меня восторгаться, трогают меня и вызывают во мне странные чувства; порой они доставляют мне лишь небольшое удовольствие, а то и вовсе не задевают меня, и я прохожу, почти не замечая их; иногда они даже отталкивают меня. Я не могу объяснить эти ощущения, говорить научно о достоинствах или недостатках произведений искусства. Статуя Будды в Анурадхапуре на Цейлоне глубоко взволновала меня, и ее изображение много лет сопровождает меня. Вместе с тем, некоторые знаменитые храмы в Южной Индии со множеством лепных украшений и деталей раздражают меня и вызывают во мне чувство неловкости.

Вначале европейцы, воспитанные в греческих традициях, рассматривали индийское искусство с греческой точки зрения. Они узнавали кое-что знакомое им в греко-буддийском искусстве Гандхары и Пограничной области и рассматривали другие формы искусства в Индии как деградировавшие образцы этого искусства. Постепенно возник новый подход и стало ясно, что индийское искусство было чем-то оригинальным и значительным и никоим образом не вело свое происхождение от грекобуддийского искусства, которое было лишь его бледным отражением. Этот новый подход пришел скорее из континентальной Европы, нежели из Англии. Любопытно, что индийское искусство (это относится и к санскритской литературе) больше ценилось на европейском континенте, чем в Англии. Я часто задумывался над тем, в какой мере это было обусловлено теми злополучными политическими отношениями, которые существуют между Индией и Англией. Вероятно, эти отношения сыграли определенную роль, хотя должны быть также и другие, более существенные иричины этого различного подхода. Есть, конечно, много англичан — художников, ученых и других, которые хорошо поняли национальный дух и воззрения Индии; они помогли открыть наши старые сокровища и объяснить их миру. Есть также много таких людей, которым Индия благодарна за их теплую дружбу и услуги. Это, однако, не меняет того факта, что. между индийцами и англичанами существует пропасть, и притом пропасть все расширяющаяся. В отношении индийцев это легче понять, по крайней мере мне лично, ибо за последние годы произошло много такого, что глубоко запало нам в душу. В отношении другой стороны подобные чувства вызваны, возможно, разными причинами и, в частности, возмущением тем, что их обвиняют перед всем миром, тогда как, по их мнению, виноваты не они. Но чувство глубже политики, оно возникает непроизвольно, и ему, видимо, больше всего подвержена английская интеллигенция. Индиец кажется им особым проявлением первородного греха, и все его творения носят на себе такой отпечаток. Недавно один популярный английский автор, вряд ли являющийся типичным выразителем английского образа мышления, написал

книгу, дышащую злобной ненавистью и отвращением почти ко всему индийскому. Более выдающийся и представительный английский автор, Осберт Ситуэлл, заявляет в своей книге «Escape with Me» (1941), что «идеи Индии, несмотря на их многообразные и различные чудеса, остаются отталкивающими». Он говорит также о «той отвратительной скабрезности, которая часто портит индусские произведения искусства».

Ситуэлл имеет полное право придерживаться такого мнения об индийском искусстве или Индии вообще. Я уверен, что он искренне так думает. Меня самого многое отталкивает в Индии, но я не испытываю такого чувства по отношению к Индии в целом. Это естественно, ибо я индиец и мне нелегко ненавидеть самого себя, каким бы недостойным я ни был. Но это вопрос не мнений или взглядов на искусство; в гораздо большей мере это сознательная или подсознательная нелюбовь и неприязнь к целому народу. Разве не верно, что мы не любим и ненавидим тех, кого мы обидели?

К числу англичан, которые ценят индийское искусство и подходят к нему с новой меркой, относятся Лоуренс Биньон и Э. Б. Хейвелл. Хейвелл особенно восторженно относится к идеалам индийского искусства и к пронизывающему их духу. Он подчеркивает, что большое национальное искусство глубоко отражает образ мышления и характер нации, но его можно постичь, лишь поняв лежащие в его основе идеалы. Чужеземная господствующая нация, не понимая и принижая эти идеалы, сеет тем самым семена интеллектуальной антипатии. Он говорит, что индийское искусство было обращено не к узкому кружку высокообразованных людей. Его стремлением было сделать понятным для масс основные идеи религии и философии. «О том, что индусское искусство преуспело в своих воспитательных задачах, можно заключить по тому факту, известному каждому, кто близко знаком с индийской жизнью, что индийские крестьяне, хотя и неграмотные в западном понимании этого слова, принадлежат к числу самых культурных представителей своего класса во всем мире»⁵².

В искусстве, так же как в санскритской поэзии и в индийской музыке, художник как бы отождествлял себя с природой во всех ее настроениях, выражал присущую человеку гармонию с природой и вселенной. Это лейтмотив всего азиатского искусства, и именно благодаря этому искусство Азии отличается известным единством, несмотря на все его большое разнообразие и столь очевидные нашюнальные различия. Древних произведений живописи в Индии немного, если не считать прекрасных фресок в Аджанте. Возможно, что многие произведения погибли. Индия славилась своими успехами в области скульптуры и архитектуры, подобно тому как Китай и Япония были известны в области живописи.

Индийская музыка, столь отличная от музыки европейской, была по-своему высоко развита; Индия славилась своей музыкой, оказавшей значительное влияние на музыку Азии, исключая Китай и Дальний Восток. Таким образом, музыка стала еще одним связующим звеном с Персией, Афганистаном, Аравией, Туркестаном и, до некоторой степени, с другими районами, где процветала арабская цивилизация, например с Северной Африкой. Индийская классическая музыка будет, вероятно, иметь успех во всех этих странах.

Значительное влияние на развитие искусства в Индии, как и в других странах Азии, оказал религиозный предрассудок, направленный против изваяний богов. Веды были против поклонения образу божества, и образ Будды был запечатлен в скульптуре и живописи лишь в сравнительно поздний период развития буддизма. В .Матхурском музее имеется большая исполненная силы и мощи каменная статуя бодисаттвы. Она относится к эпохе кушанов, то есть примерно к началу христианской эры.

Ранний период индийского искусства насыщен натурализмом, который частично возник в результате китайского влияния. Китайское влияние на развитие индийского искусства в различное время, и в том числе на развитие его натурализма, напоминает проникновение индийского идеализма в Китай и Японию и его сильное влияние в этих странах в течение длительного периода времени.

В период Гуптов, с 4 по 6 век н. э., в так называемый Золотой век Индии, были сооружены пещеры Аджанты и написаны фрески. Багх и Бадами также относятся к этому периоду. Фрески Аджанты, очень красивые, оказывали со времени их открытия сильное влияние на наших современных художников, которые отворачивались от жизни, стараясь подражать стилю Аджанты, что приводило, естественно, к отрицательным результатам.

Аджанта уводит в некий далекий, похожий на грезу и все же очень реальный мир. Эти фрески были написаны буддийскими монахами. Сторонись женщин, даже ие гляди на них, ибо они опасны, сказал много лет назад их Учитель. И тем не менее женщин много, прекрасных женщин, принцесс, певиц, танцовщиц, сидящих и стоящих, украшающих себя или шествующих друг за другом. Женщины Аджанты стали знаменитыми. Как хорошо эти художники-монахи, должно быть, знали мир и волнующую драму жизни, с какой любовью они изображали еь, подобно тому как они рисовали бодисаттву во всем его спокойствии и неземном величии.