Открытие, которого не было
Шрифт:
– А ты тут с кем разбирался-то, лейтенант? Я с виадука видел, ты тут кого-то задержал, что ли?
– А-а-а… Да! Местная тут алкашня… Пьянь подзаборная… Как напьются, так давай друг дружке чайники чистить… Ну, я их в обезьянник и кинул, пусть там посидят, протрезвятся трошки…
– Да? Там вроде и баба была… Как, ничего?…
– Да, какое там, ничего!… Спившаяся алкашка… Смотреть противно… – горестно покачал головой Витя.
– А издали вроде гладенькой показалась… – майор сделал последнюю затяжку и отбросил в сторону окурок. – Ну-ка, покажи,
– Да, что на них смотреть, товарищ майор?.. Алкаши, они везде одинаковые, что у вас в центре, что у нас в Каланчевке… Противно!
– Ничего, мы привыкшие… Нас голой жопой не напугаешь! – покровительственным тоном повидавшего жизнь ветерана произнес майор Евтюхов. – Показывай! Посмотрим, кто тут у вас по поселку ночами бродит…
Лейтенант Витя взялся за ручку двери и начал ее вертеть.
– Заело, что ли… Вот, зараза, бисова штука, как надо, так никогда не открывается, хоть ты что! – с сердцем сказал он.
– Ну-ка, дай я попробую… – оттер его плечом Евтюхов и сам взялся за ручку. – Что ты такой безрукий, лейтенант?… Правда, не открывается… Как будто, они ее изнутри держат…
– Там и держать-то не за что… Внутренней ручки-то нет… – сказал Витя. – Замок заело… Ничего, я потом исправлю!
– За решетку, наверное, зацепились, гады! – предположил майор.
– Да, где там им цепляться! Они пьяные в стельку… Ни тяти, ни мамы! – уверенным голосом сказал Витя.
– Ну-ка помоги мне! – сказал упрямый майор.
Он ухватился обеими руками за ручку, а ногой уперся в корпус УАЗа.
– Хватай здесь, и на счет «три!», рви ее, суку, на себя!… Раз… Два… Три! – скомандовал он.
Дверь не открылась.
– Давай еще! – майор впал в азарт. – Раз… Два… Три!
Дверь не открылась.
– У тебя монтировка есть? – спросил Евтюхов, выти-рая пот со лба.
– Да в отделении оставил… – сокрушенно произнес ответственный дежурный.
– Ничего, у меня есть! – сказал майор.
– Да зачем же вам так мучиться, товарищ майор? – вздохнул Витя. – пожалели бы себя. Хай с ней, с этой бисовой дверью!
– Откроем! Не ссы, лейтенант! – произнес Евтюхов и в этот момент упрямая дверь, заскрипев петлями, приоткрылась.
В образовавшуюся щель из непроглядно темного кузова высунулась дикая физиономия, шире которой нельзя было представить, и, обдавая окружающее пространство густым запахом алкоголя, заплетающимся языком произнесла:
– Эй, майор, идем к нам! У нас тут зашибись!… Хоть темно, но зато тесно! Только Лялька, курва, на пол наблевала, а так ничего!
Из машины послышался истеричный женский смех и визгливый голос прокричал:
– Где этот майор? Где? Дайте мне его сейчас жа! Я его вза-а-азос поцамкаю… А что наблевано, так это ничего… Майор – настояш-ш-ший пацан… Он – не из брезгливых!
– Ну-ка, тихо, курва подзаборная! – крикнул, обернувшись внутрь машины широколицый алкоголик. – Майор, на краба! – к Евтюхову протянулась огромная, с форменную фуражку размером, рука. – Лезь к нам. Тут хоть тесно, но тепло! А? Ах-га-га! –
– Да-а-а! Вот уж, правда, пьянь подзаборная!… Скоты натуральные! – с отвращением произнес майор, инстинктивно делая шаг назад. – Как земля таких носит!… Ну, что смотришь, лейтенант, захлопывай дверь, пока они, как тараканы, наружу не поползли. Пусть уж лучше такая погань у тебя в обезьяннике сидит, чем по улицам шатается!
Витя дождался, пока гигантская рука втянулась внутрь машины, и с силой хлопнул дверью.
– Ну, ладно, лейтенант, время!… Я поехал к тебе в отделение… Может быть, уже есть какие-нибудь результаты… Генерал приказал, как что появится, сообщать ему лично… Ну, и ты, если что узнаешь по Кальварскому и другим, сразу по рации давай знать!… Добро?
– Так точно, товарищ майор! – сказал Витя, вытирая платком, выступивший на лице пот.
– Ну, будь! – кивнул уже из «Вольво» Евтюхов.
Украшенная российской символикой шведская машина, бесшумно тронулась с места. Бросая вокруг красно-синие карнавальные сполохи проблескового маячка, она быстро пересекла площадь и исчезла за поворотом улицы, ведущей к поселковому отделению милиции.
Первым из автозака вывалился, едва не проломив асфальт, Паша Папас. На руки ему прыгнула Соня и начала изо всех сил стучать кулачками по его стадионоподобной груди.
– Как ты мог? Как ты мог! – стонала она.
– Сонька, ты что, с ума сошла? – удивленно вытаращил глаза Павел Сергеевич.
– Я сошла? Я? – совсем закатилась в истерике женщина.
– Да, что случилось-то, объясни словами! – возмутился Паша. – Что я опять не так сделал?
– Он еще спрашивает, гад такой? Как ты мог сказать, что я наб…, что я набл… что меня стошнило?
– Я-то тут причем? – пожал плечами Папас. – Мне Ар-кадий сказал так сделать…
– Он тебе сказал, Коля наб… Колю стошнила, а не меня! Колю! – потрясла поднятыми кулачками медсестра.
– Да, какая разница! Ну, может и Колю, а мне послышалось, Соню… Он же тихо шелестел…
– А ты сам сообразить не мог, что про женщину так нельзя говорить!…
– Ну, я ж не про тебя сказал… Это ж воображаемая женщина!… Алкашка, а не ты!…
– Все равно! – с женской логикой и упрямством настаивала на своем медсестра.
– Соня, ну прости, дурака… Так, даже лучше получилось! Противнее! Разве нет? Когда мужчина наб… его стошнит – это одно! А когда женщина – совсем другое! Намного противнее! – пытался оправдаться Павел Сергеевич, но неудачно.
После этих слов медсестра расплакалась и, ища защиты, уткнулась в грудь Аркадию.
– Аркаша, хоть ты скажи ему… хоть ты… скажи ему… – сквозь всхлипывания говорила она. – чтоб он не смел надо мной смеяться… и… издеваться!… И вообще!…
Одной рукой подполковник Стеклов, успокаивая, поглаживал Соню по спине, а второй рукой и мышцами лица пытался беззвучно сказать Папасу примерно следующее: «Ну, что ты споришь, у женщины истерика, она перенервничала, не спорь, и все будет нормально!»