Открытый путь [сборник]

Резанова Наталья Владимировна

— Чудовищами… — тихо повторила она и замолчала.

— О чем ты?

— Т-так. Ничего… Это была дурная мысль, я не хочу ее высказывать.

Оливер сменил тему:

— Но одну победу ты уже одержала. Покорила мою родню. Каких усилий тебе, должно быть, это стоило!

— Не таких уж страшных. Однако день был и впрямь утомителен. Давай-ка ложиться спать.

Оливер уже погружался в сон, когда в сознании его ясно и отчетливо прозвучал голос Селии: «Манерам не обучена… Многому обучена, но не манерам». Но когда и при каких обстоятельствах это было сказано, он забыл.

И он стал работать на таможне. Работа была тяжелой и отупляющей, особенно для него, привыкшего к вольной жизни. Не помогало

и воспоминание о достославном британском поэте, который также трудился таможенником, зато некстати вспоминалось, что именно этот стихотворец переложил на родной язык то, что Селия называла «пособием для начинающих инквизиторов». Обязанностей было по горло. Помимо ежедневной работы в порту, приходилось ездить в соседний городок Эйсан, где с наступлением лета проходили ярмарки. Правда, место почиталось хлебным — но важно было не зарваться. Оливеру тут же не преминули намекнуть, что мачта на ногу его предшественнику свалилась не случайно, — то ли не по чину брал, то ли просто перешел кому-то дорогу. Но хоть Оливер и не собирался брать взятки, теперь можно было не беспокоиться о хлебе насущном. По настоянию родственников, и в особенности тетки Тимандры, не оставлявшей молодую семью вниманием, они даже наняли служанку. Правда, Селия не хотела, чтобы служанка жила в доме, и Оливер был с нею согласен. В разговорах они порой затрагивали такие материи, что для посторонних ушей никак не предназначались (отчасти ради пользы тех же ушей). Нашлась пожилая вдова по имени Морин, которая приходила помогать Селии по хозяйству, стирала, мыла полы и порой сопровождала Селию на рынок. Оливер ее почти не видел, так как она уходила, как правило, до его возвращения из порта, позднего, хотя, по летней погоде, еще и засветло. Жара стояла жестокая, как обычно об эту пору в Старом Реуте, днем жили только порт и рынок, большинство горожан в полуденное время предпочитало не выходить на улицы, пустынные, засыпанные всепроникающей пылью. Лишь бродячие псы валялись, тяжело дыша, в тени домов или чахлых деревьев, и даже церковные колокола звонили как-то лениво. Когда же задувал ветер с моря, люди хватались за головы, становились злыми и раздражительными. Довольны были только окрестные виноградари.

Ни на какую работу над книгой сил не оставалось. «Может быть, позже, — говорил себе Оливер, — когда я привыкну… или к зиме, когда жара спадет и замрет навигация…» Жалкие отговорки, но что делать — он сам выбрал такую жизнь.

В порту вновь появилась «Холле», следовавшая на Север. «Холле», которую по прибытии на родину они так и не пришли проводить. Сторверк искренне хохотал при виде метаморфозы, случившейся с Оливером, хотя и без зла. Чтобы загладить неловкость, возникшую из-за того, что Оливер с ним не простился (пусть Сторверк, скорее всего, никакой неловкости не почувствовал), он пригласил капитана в гости. Тот пришел в сопровождении, как ни странно, не Родри и не Датана, а Вальтария, коего не только не продал кочевникам, но и пустил погулять на долгой сворке. Интересно, кто здесь кому дурит голову, — Вальтарий Сторверку или наоборот? Или капитан просто следит, чтобы мошенник не сбежал в его отсутствие?

Селии дома не было. В тот день на нее с удвоенной энергией напала тетка Тимандра, ибо на сей раз к ней на помощь пришла приехавшая из своего поместья дочь Гермиона, и они общими усилиями увели Селию к себе, пообещав, что, если она задержится, пришлют с ней слуг — проводить. Гостей встретила Морин, подала на стол и удалилась восвояси.

— Неплохо живешь, — осматриваясь, заметил Сторверк. — Не богато, но неплохо. И чего только тебя по городам и весям носило… да еще с женой на пару? Или от большого ученья ветер в голове поднимается, или в самом деле сокровища искал…

— Ты больше этого болтуна слушай, — мрачно сказал Оливер. Очевидно, Вальтарий, оправившись от недавних испытаний, вернулся к старым завиральным идеям. — Еще немного — бросишь свой корабль, и товар, и кредит, и сам пойдешь сокровища искать…

— Что

ты, хозяин, сердишься? — не кривя душой изумился Вальтарий. — Никогда я вам зла не желал. Вот он, — указал на Сторверка, — не сердится, а я ему куда как мог повредить!

А ведь и в самом деле не желал, подумал Оливер. Ни когда рассчитывал подставить их имперским карателям, ни когда наводил на них Козодоева бандита… впрочем, об участи последнего лучше не вспоминать. И кажется, действительно не понимает, как за это можно обижаться. Ничего личного, как говорится. И Сторверк взаправду не таит на него зла. Деловые люди… Любопытно, что рассказал Сторверк Вальтарию о Заклятых землях в ответ на его бредни? Спросить об этом было бы неудобно. Хотя, как говаривали в университете, неудобно только штаны через голову надевать, да и то можно, если постараться.

— Нет, брат, я свои сокровища ищу в местах иных. Да и что там делать сейчас, в Открытых землях? Вы, похоже, еще мирно проскочили, а сейчас там, наверное, не лучше, чем в Нессе. А я от неприятностей не бегаю, но и за ними — тоже.

— А меч где? — поинтересовался Вальтарий, отхватывая кусок ветчины. — Ну, тот меч… который ты….

— Я его продал. Мирному чиновнику такой меч ни к чему.

— Этот тот, с орлиной лапой, что жена твоя таскала? — встрепенулся Сторверк. — Жаль, я бы сам его купил.

— Может, и жаль, — задумчиво сказал Оливер. — А может, и нет. Оружие — оно разное бывает. А этот меч обидели к тому же, реликвию из него вырвали. Не потому ли он прежнего хозяина-обидчика в бою и предал? И кто знает, куда бы он нас завел.

— Ты скажешь! — хохотнул Сторверк. — У меня отец полжизни провоевал, и никогда я от него ничего подобного не слышал.

— Повезло ему, значит, оружие честное досталось, без порока, — назидательно молвил Вальтарий. — А то как поется:

Голоса издалека,

Вашу выучу науку,

Пусть ведет меня рука,

И ведет оружье руку.

— Давай-давай, — сказали от двери. — Скажи порядочным людям, как песня начинается, а то с середины поешь.

Селия стояла у дверного косяка и, вероятно, какое-то время прислушивалась к разговору. В руках у нее была кисть синего винограда.

— Мое почтение! — Сторверк привстал. — А мы в твое отсутствие вас объедаем-опиваем. Садись и присоединяйся.

— Сяду, а есть не буду. В гостях потчевали. — Селия положила виноград на блюдо. — Понятия не имела, что ты можешь по ягодам определить, хорошо ли будет вино, — сказала она Оливеру.

— Вовсе не могу. Просто тетка не упускает случая похвастаться, что у зятя — собственные виноградники.

— Так что песня? — вновь обратилась Селия к Вальтарию. — Или сделаешь вид, что ничего не знаешь? Говори, здесь доносчиков нет в Святой Трибунал бежать…

— Честно говоря, в городе нет даже отделения Трибунала, — вставил Оливер. Смущение Вальтария, столь не свойственное тому, забавляло его.

— А ты сама откуда такие песни знаешь? — нахохлился Вальтарий.

— Имеющий уши да слышит. — Она пожала плечами. — И не я ведь ее вспомнила, и тебя никто за язык не тянул.

— Ну, знаю.

Сапогом ступлю на крест,

Образок в костер закину…

Селия согласно кивнула:

— Не взгляну на мир окрест

И в чащобе темной сгину.

— Нехорошо, однако, — заметил Сторверк. — Не то еретическая песня, не то колдовская. И в самом деле до Трибунала такое доводить не след.

— Да ладно вам! — Вальтарий налил себе вина. — Обычная разбойничья песня.

— Вы и правы, и не правы, — сказала Селия. — Песня, конечно, и колдовская, и разбойничья, но не обычная. А у тебя, Вальтарий, песни как на подбор. То «Два меча» святого Хамдира затянешь, то… Или начало песни пытаешься скрыть, или конец… Здесь конец тоже примечателен.