Открытый путь [сборник]
Шрифт:
Знаю, что настанет срок,
И судьба судьбу порушит.
Тускло блещущий клинок
Отлучит от тела душу.
Вальтарий подхватил:
Как, когда и чьей рукой
Размозжит или вопьется —
Все равно придет покой.
Зло, владеющее мной,
В мир, им созданный, вернется.
— Верно, хотя голос у тебя, как ни старайся, никудышный… только песня приползла
— Теперь оттуда много чего приползет, — захорохорился Валътарий. — Как помыкаются беженцы да осядут там, распашут земли, понастроят деревень…
— Может, те, кто снимал Заклятие, этого и хотели, — промолвил Оливер, искоса глянув на Сторверка.
— Знаем мы, чего они хотели, — буркнул тот, но уточнять не стал.
— …и потревожат все заповедные углы, — продолжал Вальтарий, — растормошат то, чего не знают, вопрутся в… как ты это называла? «Пещеры, ведущие в небо»? Хотя, может, они в землю уйдут, как говорили про Брошенную часовню… Короче, начнется свистопляска еще та.
— И впрямь, некоторые вещи лучше не тревожить. Ты понял это, когда покинул Козодоя. Но не думаю, будто начнется, а если начнется, то неизвестно где… ибо учат мудрецы: «Нет дня, над которым бы не было дня небесного…»
— Ничего не понимаю, хозяйка, из того, что ты говоришь, и рад, что не понимаю. Потому что не меня тут надо Трибуналом стращать…
— Что-то ты разболтался, слуга мой некупленный, — пресек заявление Вальтария Сторверк, несмотря на то, что Селия вовсе не казалась задетой. — Помни, что это — мои друзья и кто ты таков есть, и будешь жить хорошо и долго.
— А я что? Это просто так… замечание… признание того, что хозяйка знает больше меня, а хозяин наверняка и того больше.
— Ладно. — Сторверк поднялся из-за стола. — Темно уж, пора и честь знать. Спасибо за гостеприимство, на будущий год свидимся.
Они распрощались, и уже в дверях, высказав все ритуальные любезности, Сторверк вдруг бросил взгляд на Селию:
— А хитер твой муж, сестрица… Знаешь, с чего все началось? Я его спросил, по каким таким причинам вас в Открытые земли занесло. А он так ловко разговор увел, что за весь вечер никто и не вспомнил о том… но так и не ответил.
— Будешь у себя дома, брат мой Сторверк, — серьезно произнесла Селия, — повтори этот вопрос родителям.
Сторверк кивнул и вышел. Оливер отправился до конца улицы проводить гостей, хотя ночные нападения в это время года здесь случались редко, от жары лень обуревала даже воров (правда, было бы забавно, коли последние напали бы на Вальтария). Когда он вернулся, Селии в кухне не было. Впрочем, она тут же появилась, не по-хорошему скрючившись.
— Что с тобой?
— Ничего… Дурнота обуяла… Прошло уже. В опровержение своих слов она пошатнулась, ухватившись за край стола. Оливер увидел, что она очень бледна, лицо ее блестит от пота.
— Ты
— Да говорю я — все уже прошло… и со стола нужно убрать…
— Оставь! Морин завтра уберет.
Не обращая внимания на ее слабые отнекивания, Оливер, подхватив свечу со стола, увел Селию наверх, в спальню, усадил на постель, стянул с нее башмаки и расстегнул платье, приговаривая:
— Ты прости меня… выпал сегодня день… сначала тетки-кузины, потом я гостей привел… я же не знал, что Сторверк Вальтария притащит с разговорами его дурацкими… и еще жара, ты же не привыкла…
Селия к тому времени успела прийти в себя, дыхание ее выровнялось, но в глаза Оливеру она не смотрела, когда медленно выговорила:
— Тетки-кузины здесь ни при чем… равно как и жара… и я не отравилась, если ты это собрался предположить…
— Так что же?
Она, наконец, нашла в себе силы посмотреть на Оливера и произнесла с неким вызовом:
— Думаю, я беременна. После паузы он заметил:
— Ты говоришь, как будто боишься.
— И боюсь, — пробормотала она, — всякое бывает… А ты не боишься?
— Я боялся, пока гадал, чем ты больна. Привык лекаря из себя строить, а знаний-то…
— И не удивлен?
— Я бы удивился, если б этого не произошло, раньше или позже. — Он снова помолчал. — И когда… ты считаешь?
— Не уверена… где-то в октябре.
— В октябре — это хорошо. Жара спадет, и я буду меньше занят.
— Всегда восхищалась твоей силой воли. Наверняка не все отцы так спокойно выслушивали подобные вести, мой так и вовсе сбежал..
Они засмеялись. Напряжение и тайный страх исчезли, испарились без следа.
— Ты бы все же легла. Пусть это и не болезнь, а надрываться все же не стоит.
— Ты тоже ложись. Устал ведь, а завтра с рассветом опять в порт.
Раздеваясь, Оливер вдруг хлопнул себя по лбу:
— До меня только что дошло… Мы так и не удосужились обвенчаться.
— А какая разница?
— До сегодняшнего дня — никакой.
— Что ты, право… Думаешь, если я ношу ребенка, то поволоку тебя под венец, как соблазненная белошвейка?
— Дело не в тебе. И не во мне. А в ребенке. Я достаточно пошатался по империи и видел, какие неприятности бывали у людей из-за того, что они не могли доказать законность своего рождения.
— А меня никогда не угнетало сознание того, что я незаконнорожденная. Хотя, сколько себя помню, кругом не упускали случая мне об этом напомнить. И не волновало меня то, что любой мужчина старше сорока лет мог оказаться моим отцом, а моложе — братом. Вот ты, например.
Оливера передернуло.
— Начать с того, что мой отец никогда не был солдатом…
— Да знаю я… Прости, это была дурная шутка. Похоже, в последние месяцы мы оба шутим неудачно. Кстати, ты так и не сказал мне, от чего он умер.