Откуда взялся этот Клемент?
Шрифт:
«О боже!»
— На нем была джинсовая безрукавка? — взвизгиваю я.
— Да, была. А свитер будто сел при стирке.
— Стэнли, поддай-ка газку. Мне нужно поскорее домой.
Представление старика о прибавлении газа заключается в превышении разрешенной скорости на стремящуюся к нулю величину. Не находись мы всего в километре от дома, клянусь, так бы и придушила его.
Наконец, он въезжает на Элмор-роуд и мучительно паркуется задним ходом.
— Достань, пожалуйста, мои костыли.
— Обязательно. А может, сначала сходить за твоей мамой?
—
Повторять ему не приходится, и спустя пару секунд старик стоит у моей дверцы с костылями в руке.
— Спасибо, Стэнли. И извини, что накричала. Я просто хочу поскорее попасть домой.
— Уже забыто.
Ко времени, когда я добираюсь до входа в свое жилище, костыли служат скорее вспомогательным приспособлением, нежели вынужденным средством опоры.
Мой ключ в сумочке, а сумочка в доме, поэтому мне приходится колотить в дверь и дожидаться, пока мама не откроет. Подходит Стэнли с моими вещами и замечает:
— Она, наверное, вся мукой уделалась.
— Что, прости?
— Ей хотелось приготовить для тебя что-нибудь вкусненькое на ужин, после всей этой больничной еды-то.
Я снова луплю по двери, и нам наконец-то отворяют.
— Милая! — верещит мама. — Добро пожаловать домой!
Она забирает у Стэнли сумку и немедленно отправляет его в поход за яйцами, которые она, разумеется, забыла купить. Я сочувственно улыбаюсь старику и пулей влетаю в дом.
Разобравшись со Стэнли, мама закрывает дверь и принимается кудахтать:
— Как ты себя чувствуешь, дорогая? Нога не болит?
«А-а-а!!!»
— Все хорошо, мамочка, спасибо. Мне нужно кое-что взять на кухне.
И, пресекая ее дальнейшие расспросы о моем состоянии, стремительно ковыляю по коридору на кухню.
— Милая, мне отнести твою сумку наверх?
— Да, пожалуйста! — отзываюсь я, хотя мне совершенно плевать, что она там будет с ней делать. В данный момент меня занимают вещи куда важнее.
Стоит мне, однако, переступить порог кухни, как ощущение безотлагательности разом меня оставляет. И хотя благодаря стараниям мамы обстановка выглядит более-менее привычной, над всем здесь словно бы нависает призрак событий того вечера. Мне требуется пара секунд, чтобы собраться и отмахнуться от мысленного образа Черного, испускающего дух прямо в моей кухоньке. Как ни отвратительно это звучит, но я рада, что он протянул достаточно долго, чтобы умереть в другом месте.
Когда же холодная дрожь отпускает, я спешу к столу, заваленному разнообразными упаковками с ингредиентами для какой-то маминой стряпни. Буквально падаю на стул и лихорадочно обшариваю взглядом свалку. Среди продуктов затерялся невзрачный коричневый сверток, примерно двадцать пять на двадцать сантиметров и пару сантиметров толщиной. Сверху ручкой накарябано мое имя.
Беру посылку едва ли не с трепетом. Мне почему-то даже страшно ее открывать.
Переворачиваю сверток и отдираю клейкую ленту. Из моей спальни наверху доносится скрип двери платяного шкафа — наверное, мама все-таки решила распаковать мою больничную сумку. Хорошо, будет несколько минут спокойно
Избавившись от скотча, откидываю клапан и открываю пакет.
Что за черт?
Книга?
Зачем Клементу посылать мне книгу? Если только, конечно же, в ней что-то ни спрятано.
Раз уж он скрывается от преследования полиции, как безопаснее всего передать мне сообщение? Отправленная в букинистический магазин книга подозрений определенно не вызовет. Что ж, ловко, Клемент.
Открываю форзац — ничего. Перелистываю страницу снова ничего.
Только на следующей обнаруживается небрежно нацарапанное послание:
Привет, пупсик!
Прости, что не смог задержаться, но события приняли несколько неожиданный оборот. Похоже, местечка для плохого парня на небесах нет, пускай даже этот плохой парень и имел благие намерения. Я вовсе не хотел убивать того козла, но так уж вышло, да и все равно он наверняка этого заслуживал. Слез по нему я не буду лить точно. Как бы то ни было, надеюсь, книга тебе понравится. Не спрашивай почему или зачем, но голосу меня в голове сказал, что ты должна ее получить.
Удачи!
Клем
Р. S. Я заглядывал в больницу справиться о тебе, и какая-то чернокожая медсестричка сказала, что ты поправляешься. Жаль, что я спешил — сиськи у нее просто отпад.
Я бессильно роняю книгу на стол.
Вот и все. Он исчез. Окончательно.
Известие для меня само по себе тяжелое, однако еще большую тревогу вызывает то обстоятельство, что его бредовое состояние явно обострилось. Вся эта чушь о небесах и голосе в голове. Ему позарез необходима помощь, а я не в силах что-либо предпринять. И какого черта он решил, будто мне нужна эта проклятая книга? Да у меня целый магазин набит подобным хламом.
Вместо того чтобы унять беспокойство, посылка Клемента дает обратный результат. На меня наваливается ощущение полнейшей беспомощности. И чувство вины за то, что я тянула с обращением к специалисту по поводу его болезни.
— Поставить чайник, милая? — внезапно отвлекает меня от тревог голос матери.
— Да, пожалуйста.
— Я разложила по полкам твою одежду, а туалетные принадлежности отнесла в ванную.
— Спасибо, мама.
Она принимается хлопотать с чаем, и я откидываюсь на спинку стула.
— Я приготовила на ужин твое любимое блюдо, милая. Луковый пирог с колбасой!
Мне никогда не хватало духу признаться ей, что пирог этот вот уже лет двадцать не входит в список моих предпочтений.
— Здорово!
— И еще я подумала, что днем ты можешь устроиться на диване и посмотреть какой-нибудь фильм.
— Звучит неплохо.
Внезапно она оборачивается, и вид у нее весьма обеспокоенный.
— В чем дело, милая? Ты как будто сама не своя!
— Да все в порядке, мама. Наверное, просто немного устала.