Откуда взялся этот Клемент?

Пирсон Кит А.

Интересненысо.

Я спускаю воду и задумываюсь, действительно ли план такой уж сумасшедший. Может, за две-то сотни тысяч фунтов стоит смотаться в Лондон?

Моя руки, я вижу в зеркале над раковиной отражение бледной усталой женщины.

«Бет, ты имеешь хоть малейшее представление, во что ввязываешься?»

Нет. Схожие ощущения я испытывала лишь раз в жизни.

Когда мне было лет шесть, мы поехали в кемпинг в Дорсете на выходные. На второй день папа повел меня в бассейн с водяной горкой из-под самой крыши, извивавшейся, как сказочный бобовый

стебель. Папа не хотел меня на нее пускать, но я так клянчила, что в конце концов сдался.

Помню, как радостно карабкалась по лестнице, а потом глядела в эту черную дыру. За спиной приплясывали от нетерпения другие дети, так что обратной дороги не было. Я залезла в трубу и, не успев опомниться, понеслась вниз. Мимо мелькали разноцветные секции, и тут я ощутила, каково это: полное отсутствие возможности на что-то повлиять. Как бы мне ни хотелось остановиться, оставалось только отдаться гравитации да молиться, что меня не размажет по изогнутой стенке. Таков был мой первый опыт абсолютной беспомощности.

Падение длилось целую вечность, и наконец труба выплюнула меня в бассейн. Заметив ужас на моем лице, отец быстро вытащил меня из воды и завернул в полотенце. Безопасность. Уют.

И хотя горка напугала меня до полусмерти — во всяком случае, повторять спуск мне точно не хотелось, — я одновременно ощутила подспудное возбуждение. Тогда я этого не поняла и больше ничего подобного не испытывала — до этого самого момента.

Снова я лишена возможности на что-либо влиять и снова отдаюсь чему-то — или кому-то — столь же непостижимому, как и гравитация. И, вопреки страхам, где-то внутри снова зудит адреналиновое возбуждение.

Ободряюще улыбаюсь двойнику в Зазеркалье, вытираю руки и возвращаюсь в комнату для персонала.

— Кажется, почту принесли, — бросает Клемент, не отрываясь от книги.

— Что?

Он поднимает взгляд.

— Только что почтальон сунул письма в дверь. Почта-то еще существует?

— Ну, да.

— Пупсик, а вдруг это чек от футбольного тотализатора? И все твои проблемы решены.

Не уверена, что в наши дни кто-то еще делает ставки на футболе, уж точно не я.

Среди обычной макулатуры виднеется невзрачный белый конвертик с моим именем печатными буквами, в точности похожий на конверт с фотографическими свидетельствами грязного секрета Карла.

Я хватаю конверт и торопливо вскрываю.

На этот раз никаких снимков, лишь листок с несколькими строчками:

Уважаемая мисс Бакстер!

Сим посланием великодушно напоминаю Вам, что у Вас остается пять дней до погашения долга.

Насколько я понимаю, Вы обзавелись охраной — того самого джентльмена, что без малейшего на то повода избил моих компаньонов. В данный момент оба находятся в больнице, где лечатся от полученных травм. Достаточно лишь упомянуть, что они страстно желают по выздоровлении вновь повстречаться с Вами.

Мне

удалось убедить партнеров ничего не предпринимать до четверга, когда кончается Ваш срок. Тем не менее хочу подчеркнуть, что в случае невыплаты долга в оговоренную дату я не отвечаю за их действия.

Дорожа своей репутацией, они намерены урегулировать ситуацию.

Полагаю, указанное обстоятельство послужит Вам достаточной мотивацией, чтобы направить все силы на поиск средств и мистера Паттерсона.

В ожидании встречи с Вами в четверг.

Д.

Я перечитываю послание трижды, добавляя все новые ингредиенты в бурлящий котелок эмоций — гнев, страх, ненависть. Я столь погружена в черные мысли, что даже не замечаю подошедшего Клемента и вздрагиваю, когда он произносит:

— Значит, не чек от тотализатора?

Делаю глубокий вздох и протягиваю ему письмо. Он берет его своей лапищей размером со сковородку и пробегает глазами текст.

— Выброси, — фыркает Клемент.

— Но ведь это улика. Если мне придется обращаться в полицию, это станет ключевым свидетельством.

— Думаешь, его сплошь покрывают отпечатки пальцев Стерлинга? Не будь наивной, тебе это не поможет.

Скорее всего, он прав. Крайне сомнительно, что старик окажется столь беспечным и поставит под угрозу свое положение.

Я сгребаю почту с коврика и вместе с письмом от вымогателя бросаю под прилавок.

— Ну так едем, пупсик?

— Пожалуй.

Правда состоит в том, что ехать уже не хочется. Не хочется вообще ничего, связанного с этой историей. Легкое возбуждение, что я испытывала каких-то пять минут назад, выдохлось. Никакое это не великое приключение — нет, это жуткая дыра, и из нее не выбраться, как только что напомнило письмо Стерлинга.

Моя единственная надежда — безумные поиски сокровищ под предводительством джинсового фрика, возомнившего себя умершим еще в семидесятых.

Чего бы я только не отдала, чтобы меня сейчас завернули в уютное полотенце.

16

До вокзала всего полтора километра, и я решаю бросить машину у магазина. Надеюсь, прогулка по осеннему солнышку прояснит мысли и оживит энтузиазм.

Возможно, мои надежды и осуществились бы, не сопровождай меня любопытный небритый йети.

Молясь про себя, чтобы не повстречался кто-нибудь из знакомых, я стараюсь идти побыстрее. Клемент не отстает и изводит меня вопросами.

— Что такое «Сантандер»?

— Банк. Кажется, бывший «Эбби Нэшнл».

— «Энн Саммерс»?

— Торгуют женским бельем и… хм, секс-игрушками.

Когда мы добираемся до привокзальной площади, в собственной адекватности я сомневаюсь ровно настолько же, насколько и в клементовской.

Веду своего спутника к билетным автоматам недалеко от центрального входа.