Откуда взялся этот Клемент?
Шрифт:
— Клемент, у вас деньги есть?
— Не-а.
— Выходит, финансирование нашей экспедиции целиком лежит на мне?
— Вообще-то я обычно беру плату за свои услуги. Я ведь ни шиша с этого не получу, так что можешь хотя бы оплатить расходы.
— Стало быть, телка может за все платить, несмотря на ваш сексизм.
— Что-то я не врубаюсь, о чем ты толкуешь, пупсик.
— Сексизм… А, ладно, — вздыхаю я.
Спорить бесполезно, и, потом, в чем-то он прав.
Встаю перед автоматом
— И что эта хреновина делает? — интересуется он, когда я сую кредитку в щель.
— Это билетный автомат, такие установлены на большинстве станций. Наверное, обходятся дешевле персонала.
— Так «Бритиш рейл» избавился от всех этих черномазых?
— «Бритиш рейл» больше не существует, а что…
«Ой!».
Я стремительно оборачиваюсь и оглядываю площадь, надеясь, что никто не услышал. Людей, к счастью, мало, да и те далеко.
— Клемент, ради бога, это слово произносить нельзя, — шиплю я.
— Какое еще слово?
— На «ч».
— Черномазые, что ли?
— Клемент! — я снова нервно оглядываюсь. — Прекратите!
— Почему?
— Потому что оно крайне оскорбительное. Это ужасное слово.
Вопреки моим ожиданиям, он не возмущен, а озадачен.
— И когда это произошло?
— Что произошло?
— Когда это слово стало оскорбительным? У меня была уйма цветных корешей, и им вроде было пофиг.
— Это еще одно слово! «Цветной» тоже нельзя употреблять.
— Ты прикалываешься, что ли?
— И не думаю! У этих слов крайне негативный оттенок, и они считаются расистскими.
Клемент качает головой и что-то бормочет себе под нос.
Молясь, чтобы впредь он держал расистские комментарии при себе, выхватываю из лотка билеты и направляюсь к центральному входу. Клемент плетется следом.
Внутри мы под аккомпанемент поскрипывания обуви по начищенному полу пересекаем вестибюль и подходим к платформе.
— Вот, это ваш, — вручаю я спутнику билет.
Сую свой в турникет, и створки раздвигаются, выпуская меня на платформу Шагов через десять оборачиваюсь, ожидая увидеть Клемента за спиной. Но нет, этот несносный тип все еще топчется перед турникетом.
— Ну что там такое? — кричу я.
Он переводит недоуменный взгляд с турникета на билет.
— И что мне с этим делать?
Ничего не попишешь, приходится возвращаться. Указываю на щель в автомате и наставляю:
— Суньте билет сюда, а когда он вылезет сверху, заберите. Створки откроются автоматически.
Клемент послушно выполняет первую часть моих инструкций, и автомат выхватывает у него билет.
— Охренеть! — взвизгивает он
— Билет! Хватайте билет! — воплю я.
Он хватает билет и протискивается в проход, когда створки уже закрываются. С замысловатыми телодвижениями и цветистыми эпитетами он, наконец, проходит на платформу.
Стайка подростков пихает друг друга локтями и хихикает над его эскападами. Честно говоря, и правда смешно.
Несмотря на перенесенное унижение, Клемент не пострадал.
— Никогда не думал, что скажу это, но мне больше нравился «Бритиш рейл», — ворчит он.
Не знаю, смеяться мне или броситься на рельсы.
Во избежание очередного прилюдного позора увожу золотоискателя в самый конец платформы, подальше от остальных пассажиров.
— Повезло с расписанием. Наш поезд через три минуты.
Клемент кивает и выуживает из кармана безрукавки сигарету.
— Здесь нельзя курить.
— Кто сказал?
— Такой закон. Курение во всех общественных зданиях запрещено.
— Так мы же снаружи.
— Клемент, не я издаю законы. Курить здесь нельзя.
— Да что, черт побери, произошло в мире? — возмущается он, убирая сигареты.
Поезд мы ждем молча. То ли Клемент дуется, то ли он угрюм по умолчанию, но в любом случае я рада, что поток вопросов иссяк.
Наконец показывается грохочущий поезд и с пронзительным скрежетом останавливается у платформы.
Я направляюсь к пустому последнему вагону. Когда двери с шипением открываются, Клемент возникает рядом.
— Класс! — восхищается он.
Проигнорировав его замечание, захожу внутрь и занимаю место возле окошка. Клемент плюхается напротив и вытягивает ножищи в проход.
— Думаю, вагона для курящих здесь тоже нет?
— Правильно думаете.
Я бросаю взгляд на часы. До прибытия на вокзал Ватерлоо пятьдесят минут. Почему меня не оставляет ощущение, что это будут самые длинные пятьдесят минут в моей жизни?
Двери с шипением закрываются, вновь приводя Клемента в восторг.
Затем воцаряется уютная тишина. Через шесть минут, однако, мое блаженство грубейшим образом прерывается.
— Ну и как вы их называете? — вопрошает Клемент.
— Кого их?
— Ну этих… которые не белые.
— Хм, правильный термин, по-моему, «представители цветных рас».
— Не вижу особой разницы.
— Второе слово еще можно использовать, но вот первое — ни в коем случае.
Уставившись в окно, Клемент задумчиво поглаживает усы.
— Я не расист, — заявляет наконец он.
— Я этого и не говорила, Клемент. Но вот те слова расистские.
— Разве? — отзывается он, по-прежнему не отрывая взгляда от окна.