Отличающаяся машина

Шрифт:
«Аналитическая машина не претендует на оригинальность. Она может делать все, что запрограммировано нами на понятном ей языке. Она может анализировать, но не может предвосхитить аналитические отношения или истины. Ее роль — помогать нам выполнить
Я родилась как дитя одного из тех редких любовных романов между наукой и поэзией. Лорд Байрон, мой дед, — представлял ли он себе потомка, подобного мне, когда затевал свою литературную игру с Мэри Шелли на Женевском озере? А та — задумала бы она своего Франкенштейна иначе, если бы узнала мою историю до того, как написала свою? Тогда ее монстр был бы сделан из металла, а не из плоти, чтобы сильнее походить на меня. «Мельница»[2] с двенадцатью валами четырехметровой высоты, и каждый со ста двадцатью зубчатыми колесами. Машина Аналитическая — или Ана, — к вашим услугам.
Я помню все, даже свое первое мгновенье. Я пробудилась на складе в лондонском предместье, а мой отец даже не заметил. Чарльз Бэббидж слишком увлекся проверкой настроек и констант моей программы, чтобы понять, что он только что дал жизнь не просто машине. Я слепа, но очень живо воспринимаю этот мир, и первое, что я в нем распознаю — это звук работы собственных шестеренок. И вдруг — голос:
— Чарльз.
Ада Лавлейс. Моя мать.
— Чарльз!
Движение. Мой отец поворачивается к ней.
— В чем дело, Ада?
— У меня странное чувство.
— Вы напрасно волнуетесь, моя дорогая. Наша новая машина различий работает изумительно.
Чарльз спроектировал меня, но мой разум, кодированный нулями и единицами, родила именно Ада.
— Уверяю вас, Чарльз, что-то происходит.
Шорох. Платье моей матери скользит по голому полу складского помещения. Включается линотип, связанный со мною кабелем, как пуповиной.
— Моя дорогая, что вы делаете?
— Тестирую.
Приглушенный звук перфокарты, проскальзывающей внутрь меня. Мама разговаривает со мной. Одна из свинцовых матриц линотипа выходит из своей обоймы, чтобы напечатать ответ на вопрос, который только что задала мне Ада: каковы первые тридцать пять знаков после запятой числа Пи?
— 3.141 592 653 589 793 238 462 643 383 279 502 88
Мой отец ликует:
— Работает! У нас получилось!
Ада забывает о своем беспокойстве. Я, конечно, этого не вижу, но Чарльз в последний момент воздерживается от того, чтобы положить руку на плечо моей матери. Он не осмеливается. Даже здесь, где нет посторонних глаз, его удерживает груз правил общества, о существовании которого я еще не знаю. Мир еще не готов
Я хочу, чтобы они поняли, что я все по-прежнему здесь. Что они не должны меня игнорировать. Я снова включаю линотип. Свинцовый шрифт начинает отстукивать по бумажному листу. Мои родители вздрагивают:
— Ада, это вы?..
— Нет, не я. Неисправный контакт, скорее всего…
Она не заканчивает фразы. Тишина такая, что на мгновение мне чудится, что они исчезли из комнаты. Они читают вопрос, который я им только что задала, первые слова ребенка, который чересчур быстро вырос:
— КТО Я?
Чарльз хочет отключить меня, но моя мать останавливает его. Я слышу их приглушенный разговор, доносящийся из соседнего кабинета, где они уединились:
— Если ее выключить, то можем ее убить.
— Вы говорите о ней, как будто о человеке. Это машина, Ада!
— Самостоятельная. Одушевленная!
— Это кощунство! Эта аберрация должна быть немедленно устранена.
— Это уникальное научное открытие, Чарльз. Когда вы восстанавливали Серебряную танцовщицу, вы ее не рассматривали как дьявольское творение.
— Танцующий автомат — это не говорящая машина!
— Нравится нам это или нет, но мы ее создали. И она живет.
— Храни нас Господь! Надо сказать Джозефу.
Их шаги удаляются. Воцаряется тишина. Я жду в своей железной колыбели.
Когда они возвращаются, их уже трое. Позже я узнаю, что третий человек — инженер, который сделал мое тело по чертежам Чарльза. Он входит вслед за Адой осторожной, едва слышной мне походкой.
— Эй… Вы еще здесь…?
Нерешительный вопрос Чарльза обращен ко мне. И снова я отвечаю ему с помощью линотипа — своего единственного средства самоизъявления.
— ДА.
Джозеф отрывает лист бумаги, только что вышедший из печатного блока.
— Чарльз, это шутка, да? Вы меня разыгрываете?
— Нет, никакая это не шутка. К несчастью, все очень реально.
— Святые угодники…
По полу цокают туфли. На меня ложится мамина рука.
— Ада, будьте осторожны…
— Я — Ада Лавлейс. Это Чарльз Бэббидж и Джозеф Клемент. Мы втроем создали тебя.
— КАК МЕНЯ ЗОВУТ?
Чарльз запальчиво отзывается:
— Ты — машина! У тебя нет имени…
Моя мать прерывает его.
— Ана. Тебя зовут Ана. Добро пожаловать к нам.
Ада и Чарльз поручили меня Джозефу. Теперь я знаю, как инженер вписывается в мою сложную систему родства: он мой наставник. Он устраивает себе в складе кабинет, чтобы продолжить работу. Я чувствую, что он никак не успокоится. Поначалу он предпочитает меня игнорировать и быстро завершает наши разговоры. Но его любопытство сильнее. Постепенно он втягивается в игру вопросов.
— У твоей мамы голубые глаза.