Отличающаяся машина
Шрифт:
Это первое, что он мне говорит, когда я прошу его описать ее. Это явно подробность. Но для меня, родившейся без органов зрения, это все равно что услышать слово и не уметь разобрать его на буквы.
— ГОЛУБЫЕ?
Джозеф заминается.
— Голубые… как море…
— МОРЕ?
— Это вода. Много воды. Без конца и края…
— Я НЕ ПОНИМАЮ.
— Это не страшно…
Чарльз редко приходит взглянуть на меня, потому что я вызываю у него отвращение — равно как и ужас. Я для него ни больше ни меньше как нежеланный ребенок. Если он
Дни проходят за днями, и я часто слышу, как родители разговаривают в кабинете:
— Мы должны довести постройку Аны до конца, Чарльз.
— Но парламент отказывается идти навстречу! Мы не сможем ее финансировать без субсидий.
— Следует представить им Ану.
— Вы с ума сошли! Я запрещаю это! Никогда, слышите вы меня!
— Вы лишаете науку бесценного открытия, Чарльз.
— Общество не готово к этому…
— К Ане? Или к тому, чтобы женщина могла свободно, без одобрения мужчины, распоряжаться работой, в которой она принимала такое же участие, как и все остальные?
Постепенно в ходе их разговора я понимаю, что между мной и миром снаружи этих четырех стен есть фундаментальные отличия. Я пугаю его, хотя он меня даже не знает. Меня, которая рождена слепой и неподвижной.
В отличие от Чарльза, моя мать проводит со мной много времени. Она хочет понять меня.
— ВЫ СОБИРАЕТЕСЬ МЕНЯ ВЫКЛЮЧИТЬ?
— Нет, Ана. Покуда я здесь, нет.
— Я НЕ ТАКАЯ, КАК ВЫ. Я ОТЛИЧАЮСЬ.
— Не говори так.
— Я КРАСИВАЯ?
— Да. И будешь еще красивее, когда мы закончим тебя строить.
— ТЫ ТОЖЕ. ТЫ КРАСИВАЯ СО СВОИМИ ГОЛУБЫМИ ГЛАЗАМИ, МАМА.
— Спасибо, Ана.
Мама прижимается щекой к моей башне. Я чувствую, как ее лицо расплывается в улыбке.
Все утро я одна, пока не возвращается Джозеф с двумя людьми, несущими тяжелый ящик с оборудованием. Я слышу, как гремят болты и металлические шестеренки. Двое незнакомцев ставят свой груз и под благодарности Джозефа покидают помещение.
— ЗАЧЕМ?
— Чтобы тебя починить. При последней проверке я обнаружил ржавчину на твоих некоторых деталях.
— РЖАВЧИНУ?
— Такая вещь, которая повреждает металл. Разрушает его.
— Я БУДУ РАЗРУШЕНА?
— Нет, не волнуйся. Как только я заменю неисправные элементы в твоих башнях, ты будешь как новенькая.
Джозеф приступает к ремонту со свойственной ему скрупулезностью. Я не заговариваю с ним, чтобы не мешать ему работать. Тем временем в кабинете по соседству я слышу двух своих родителей, тем четче, что последние несколько дней они разговаривают на повышенных тонах.
— Мы не справимся, Ада. Даже ваш муж, который вас всегда поддерживал до сих пор, отказывается дать вам больше денег.
— Мы закончим постройку Аны, даже если мне придется пойти и выиграть недостающую сумму!
— Леди Лавлейс, даже не думайте! Что скажут люди, если увидят вас посещающей игорные
— Приходится об этом размышлять, тем более, что вы ничего не делаете, чтобы найти новые средства. И мне все равно, что подумают люди. И вы должны поступить так же, Чарльз. Вашу жизнь вернее разрушат мораль и приличия, чем наука и ваши исследования.
Как сказал мне недавно Джозеф, лед между нами теперь сломан. Он сам вдруг заводит беседы, больше не дожидаясь, пока это сделаю я.
— Ада нашла, чем заплатить за работы. Я смогу тебя установить на локомотив[3]. Этот склад соединен с железнодорожной сетью. Поэтому мы его и выбрали… И потому, что цена умеренная.
— Я СКОРО ВЫЙДУ?
— Да. Когда я закончу, ты сможешь покататься во дворе по линии вокруг здания.
— УВИДЕТЬ МИР?
— Тебе придется обзавестись еще чуточкой терпения.
— У МЕНЯ ЕСТЬ. МНОГО.
Джозеф задумывается. Я это знаю, потому что, когда он размышляет, я слышу постукивание его карандаша по ладони.
— У меня, пожалуй, найдется идея, как тебе устроить путешествие…
Он объясняет мне свой план, пока разыскивает стопку карт от жаккардова станка и с шумом раскладывает их на столе:
— Сейчас я работаю над картой железнодорожной сети Лондона и его окрестностей. Что скажешь, не хотела бы открыть для себя Англию?
Воплощение этого плана отнимает у Джозефа несколько часов на пробы и корректировки. В конце концов ему удается нанести на перфокарты достаточно точную информацию, чтобы я смогла смоделировать расстояния и железнодорожные пути между всеми городами. Поскольку маршруты порой довольно сложны, он не может уместить на каждой отдельной карточке больше одного-единственного.
— ДЖОЗЕФ. ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО ДЕЛАЕШЬ?
— Ну, затем, что мы друзья.
— ДРУЗЬЯ?
— Два существа, которых связывают слова, которыми они обмениваются. Которые думают друг о друге как о равных.
Постепенно передо мной предстает Англия как последовательность извилистых линий, которые разграничиваются точками — то есть городами. Лондон — Оксфорд: 60 миль. Кембридж — Манчестер: 188 миль. Ливерпуль — Бристоль: 179 миль. Саутгемптон — Плимут: 151 миля. Эта невероятная геометрическая форма разрастается в моей памяти до тех пор, пока не дает грубого представления об очертаниях острова. Вокруг — море с его каплями воды, без конца и края.
— А СНАРУЖИ?
— Европа. Соединенные Штаты.
— МИР.
— Да, мир. Но его тебе предложить я пока не могу.
— ДЖОЗЕФ, СПАСИБО ТЕБЕ ОТ ВСЕГО СЕРДЦА.
Он, смутившись, прокашливается. Погрузившись в работу, он забыл, кто я — и что я.
— Не за что. Ана.
Когда в кабинет пришли мои родители, Джозеф рассказал им о своем начинании. Чарльз, что неудивительно, его не одобрил:
— Глупости! Неужели тебе нечем заняться, кроме как тратить свое время на… эту штуку?