Отложенное детство
Шрифт:
Митя натянул на голову свою ушанку, и они с дедушкой ушли по делам.
– Что-то взрывы стали как будто ближе. Или мне кажется, – говорила бабушка тёте Капе, выйдя на улицу и прислушиваясь к далёкой канонаде.
И тут вдруг вернулся дед с каким-то военным:
– Собираемся. Без паники, но только очень быстро.
Военный развернул на столе карту и стал что-то показывать дедушке.
Мне вручили Павлика и велели ждать на улице. Общая тревога взрослых передалась и нам. Мы с Павликом прижались друг
Пока ждали машин, мы успели как следует подмёрзнуть. А когда они прибыли, быстро погрузились и поехали по дороге, которая должна была увести нас подальше от фронта.
Дорога на Задонск. Первые сутки
Погода совсем испортилась. Тёмные тучи нависли над дорогой. Ветер хлопал брезентом, которым были накрыты ящики, а за ними от ветра прятались мы.
На ухабистой дороге нашу машину всё время то раскачивало, то подбрасывало.
И вдруг – стоп: проверка документов. К нам подошел дедушка, спросил:
– Как вы тут?
Выслушав наши жалобы, он подбодрил всех, сказав, что мы немного меняем маршрут, и теперь дорога будет получше. Машины поехали, а я впервые не стала смотреть по сторонам и на убегающую вдаль дорогу.
– Фронт совсем близко, – сказал дядя, проверявший документы. А это значило – фашисты где-то рядом. Может быть, даже в том лесочке, который изо всех сил размахивал вершинами высоких деревьев, словно предупреждая нас об опасности.
Стало быстро темнеть. Пошёл снег. Он проносился мимо крупными редкими хлопьями. Я выставила руку, чтобы поймать хоть одну снежинку, но ничего не получилось. А тут бабушка с тётей Капой развернули над нами брезент и привязали его к заднему борту машины.
В темноте делать было нечего – только уснуть.
Проснулась оттого, что всё тело затекло. Машины стояли. Вокруг было тихо. Я подползла к заднему борту и высунулась из-под брезента. Тут меня и увидел Митя.
– Просыпайтесь, просыпайтесь, уже утро. Я давно вас сторожу.
Павлик тут же оказался рядом. Открыли задний борт, и вот мы на улице возле калитки, за которой стоял небольшой бревенчатый дом.
– Шагайте по дорожке, – сказал Митя, открывая калитку. – Вас там уже ждёт бабушка.
Снег лежал только на траве, а на дорожке, которая вела к низкому крылечку, было грязно и скользко. Встретила нас незнакомая бабушка с таким добрым лицом, что даже капризный Павлик позволил ей раздеть себя и разуть.
В кухне тепло, уютно, кругом половички. Приговаривая, какие мы хорошие да пригожие, бабушка усадила нас за стол.
– Сейчас картошечка поспеет, молочка разживёмся, – приговаривала она, нарезая ломтики от большого круглого хлеба. – А пока вот чайком погрейтесь, – она налила нам с Павликом по кружке чаю и ещё дала по кусочку
– Откуда же вы едете, мои хорошие? – Спросила бабушка, обращаясь ко мне.
– Сейчас из города Орла. А раньше из города Клетня. А ещё раньше из Бежицы.
– Беженцы, значит, – покачала она головой, подливая чай в Павликино блюдечко.
Мы ещё не допили чай, как пришли бабушка Дуня и тётя Капа. Увидев нас за столом, они стали благодарить незнакомую бабушку, у которой оказалось очень трудное имя – Агриппина.
– Нас поселили неподалёку, в большом доме, – сказала тётя Капа. – Одевайтесь-ка, ребята, да поскорее.
Бабушка Агриппина положила в плетёную корзину хлеб, картошку, лук и пошла провожать нас.
В большом доме уже топилась печь. Нас с Павликом покормили горячей картошкой с постным маслом и отправили на печку греться. Мужчины уже сидели за столом и молча ели, когда в комнату вошли военные.
Их было трое. Двое остались у дверей, а третий подошёл к столу и спросил:
– Чьи это машины у дома?
– Это наши машины, – сказал дедушка, вставая из-за стола и вытирая полотенцем свои пышные усы.
– Ваши машины нужны фронту, – грозно сказал военный. – Немедленно разгружайте ваше барахло и передайте мне машины и шоферов.
– Я не могу этого сделать, – ответил дедушка, протягивая ему свою коричневую папку с документами.
– Ваши документы отменяются. Война, – сказал военный и, не глядя, швырнул папку – та, не долетев до стола, шлёпнулась на пол. – Вас я арестовываю – и под трибунал, – сказал он дедушке. – А вы, – это уже нашим водителям, – быстро разгружайте машины. За неподчинение по закону военного времени – расстрел.
Но никто не двинулся с места.
– А вот ты, мордастый, почему не в армии? – спросил он Митю, который в это время поднял с пола папку и теперь засовывал её под свою куртку.
– Просился. Не берут, – отрапортовал Митя, вытянувшись по стойке «смирно».
– Я помогу тебе сегодня же оказаться в окопах, – и военный ещё раз огляделся вокруг. – А пока вы трое пойдётё со мной.
Дедушка, Митя и Григорий Авдеевич вышли вместе с военными. С нами остались два водителя и Тимофей Филиппович.
Наступила оглушающая тишина.
Я понимала, что случилось что-то страшное.
Тимофей Филиппович вышел из-за стола:
– Не раскисайте тут. Работы непочатый край, – и, обращаясь к жене, – А ты, Варя, чего ревёшь-то? Разберутся там, и всё образуется.
И он тоже ушёл. Но после его слов все как-то задвигались, стали переговариваться, убирать со стола.
Ко мне подошла бабушка.
– Аля, ну-ка не плачь. Надо просто подождать. Дедушка скоро вернётся. Ведь мы же умеем ждать?