Отложенное самоубийство
Шрифт:
Господи боже ты мой! Это я уже проходил. Ободранные руки саднит от гаечных ключей. Щедрость моей натуры очерствела, засохла и скончалась. Да у меня теперь воды для стирки возле моря не допросишься! Нет, но какие все-таки у Лиана умоляющие глазки! Незамутненные. Ладно, забыли. Бери велик, катайся. У Бажу на «шроте» осталось еще много старых колес.
Пока собираю себе комплексный обед из остатков продуктов, в мою просверленную голову западает гениальная идея. Идею зовут Лиза и Себастьян. Пожилые знакомые моей Марины. Я с женой был у них в гостях пару раз. Чинно
Я вспомнил, как Себастьян однажды за чаем обмолвился, что в начале своей германской жизни работал в здешнем центре для беженцев — «азюльхайме». Кстати, «азюльхайм» в Нашем Городке расположен возле «шрота». Несколько скучных краснокирпичных зданий, обнесенных сетчатым забором. Сегодня с Федей проезжали мимо. Может быть, Себастьян вспомнит Харуна? Придется снова запрягать Лану. Себастьян живет на другой стороне Майна, от Песталоцциштрассе далеко. Самому мне не добраться.
После обеда связываюсь по телефону с женщиной-кошкой. Лана чувственно выпевает в трубку:
— Халлёхен!
— Как дела?
— Мурррр-мяу, мой Повелитель!
— Сможешь меня свозить на неделе за Майн?
— В обмен на ужин? С десертом?
— Ты настаиваешь? По-другому рассчитаться с тобой нельзя?
— А что ты можешь мне предложить?
Я на мгновение задумываюсь.
— Ну, зимой я мог бы подарить тебе Новый год. А что ты хочешь сейчас?
— Песочные часы, а вместо песка чтобы бриллианты сыпались, — мягко смеется Лана.
— У меня таких часов нет. Только настенные ходики с кукушкой. Я — бедный писатель.
Лана почти шепчет — низко, с придыханием:
— Я радуюсь, что ты бедный писатель. Sorry. И грущу, станешь знаменитым — у тебя на меня не останется времени. Ты очень тщеславен, мой Повелитель.
Теперь смеюсь я.
— На мое тщеславие у меня денег нет.
— Это меня немного успокаивает. Парадоксально, но факт. Деньги — это такое субстанциональное препятствие… Значит, десерт?
Я понимаю, что вредное создание получает почти сексуальное удовлетворение от этого разговора. Но мне, как и любому мужчине, хочется быстрой определенности.
— Так мы едем?
— Конечно, мой Повелитель, как скажешь.
Наконец-то!
— Завтра вечером сможешь?
— Сразу после работы я, как всегда, жду тебя возле церкви.
Ну, что же. Лана определила меня в свои Повелители. Кошка всегда сама выбирает себе хозяина. Значит, так тому и быть.
— Тогда до завтра. Жду.
Жалобное мяуканье:
— Ну, хрюнтичек, поговори со мной еще немножко!
Но я неумолим. Повелитель же,
— Чюсс!
— Мурррр! Чюссхен!
Договорился. Что делать дальше? Постановляю отправить себя в душ.
Стоя под горячими водяными струями, думаю о том, что мне позарез нужно найти какую-то путеводную нить. Критически важно. Прочную нить, которая приведет меня к забытым могилам Ханса и Гретель. Возможно, тогда меня перестанут пугать призраки в саванах? Надеюсь, что Себастьян окажется этой самой нужной мне путеводной нитью. А если нет… Ну, тогда я даже не знаю!
После душа созваниваюсь с Себастьяном. Надо же предупредить человека, что завтра у него будут гости. Как известно, незваный гость хуже татарина. Или незваный гость лучше татарина? В общем, что так, что этак — татары в пролете. Себастьян не ликует, но и не против. Уже начинает меня ждать. «О’кей, чюсс! — Чюсс!»
Умирающие лучи заходящего солнца прощаются с Нашим Городком. Это не навсегда — только до завтра. Короткая смерть на одну ночь. С судьбой Ханса и Гретель никакого сравнения. Или с моей любовью к Виолетте. Там уж точно — умерла так умерла. А когда-то… Любовь до самопожертвования. Готов был ради Виолетты на все и немного больше. Пока не понял, что я для нее только подходящая среда для удобного существования. Так же, как и наш сын и все остальные окружающие. Паучиха. Прячется в камуфляже из людей.
Снова сижу на своем рабочем месте. Жду Агафона. Надеюсь, что он сегодня зайдет в Интернет. Тогда поговорим. Я привык к его приколам. Он к моим тоже.
Виолетта высасывает неосторожных граждан, как мух, и оставляет после себя только пустые оболочки. Такой у нее недостаток. Интересно, может ли человек отвечать за свои недостатки, если он их не осознает?
Видеозвонок от Агафона. Расплывчатый брат сидит в каком-то красном ореоле. Как в репортаже из ада. Видимо, слабый трафик, искажает цвет и форму. Лишь бы суть не искажал. В России уже глухая ночь.
— Привет, Агафон! Почему не спишь?
— Лихорадочно пишу диссертацию. Сегодня мой научный руководитель Гидерашко вернулся из Москвы. Он был там на защите «диссера» своего аспиранта. Вернулся в шоке и придал мне ускорение.
— И что его там ввергло в шок?
— Гидерашко рассказывал, что на столы поставили дешевую докторскую колбасу и резаные бананы. Все присутствующие дико обжирались этим яством. А на банкете пили водку и закусывали творогом! Даже Гидерашко был поражен такими извращениями.
Видно, что и сам Агафон потрясен московскими обычаями. Он не улыбается и ковыряет шариковой ручкой в носу. С детства такая дурная привычка.
— А ты как? Пишешь что-нибудь про свои встречи с ужасным?
Я в затруднении. В последнее время у меня было много встреч с ужасным, но об этом не написано ни строчки.
— Пока думаю.
— Пиши-пиши! Бери меня в соавторы. Я тебя буду мотивировать! А ты в веках прославишь мое имя.
— По-твоему, все «ништяки» должен получить не писатель, а его брат, — недовольно говорю я. — Это неправильно. Куда я попал? В мир, предназначенный для братьев?