Отлучение (Из жизни Александра Солженицына - Воспоминания жены)
Шрифт:
1 Солженицын А.
– Твардовскому А., 10.01.68.
2 Солженицын А. Бодался теленок с дубом. С. 223.
3 Из моего дневника, 08.11.68.
Понятно, что так случается (и дело не только во времени дня!), и жаль, что вот так и остается... Так случилось, что весь "Теленок" написан в тоне превосходства. Как задал с самого начала Александр Исаевич этот тон, так и не смог до конца от него отказаться. Вот оборотная сторона медали того, что произведения писателя Солженицына не всегда подвергались редактированию. А в нравственной цензуре они подчас ой как нуждаются!
На этот раз все московские новости были хорошие. Александр Исаевич именно тогда узнал, что, кроме Твардовского,
Однако приехал муж из Москвы все же, конечно, уставший, да еще и простуженный. Решил несколько дней пожить дома, в тепле. Вот чему обязаны и молодые авторы, чьи рассказы Александр Исаевич в те дни прочел и даже отрецензировал.
А я в это время заканчивала печатать первое дополнение к "Теленку" "Петля пополам". Мне тоже предстоит поездка, получаю командировку по научной работе в Ленинград. Возьму с собой туда "Теленка"!
Александру Исаевичу уже очень хочется в "берложку", на чистый воздух, в тишину и безлюдье. Усиленно долечивает свой насморк. В ходу, как всегда у нас в таких случаях, синяя лампа. На этот раз она даже нанесла ущерб: муж умудрился прожечь ею лохматую мою шубку из синтетического меха, которую набрасывал на себя, когда лежал среди дня. Зато насморк как будто прошел! И, несмотря на 31° ниже нуля, 25 января он снова отправляется в Давыдово. Хозяйка, совсем было отчаявшаяся его дождаться, уже несколько дней не топила в его комнате. Минус 8°! Протапливается дважды. И все-таки согреваться пришлось Александру Исаевичу на русской печи. ("Почему не согрелся в ее комнате?" - спрашивала я после, когда он мне рассказывал. "Да там пахнет псиной и керосинкой!..")
Контакт его с Рязанью будут вместо меня осуществлять его бывшие ученики: брат и сестра Фроловы. Им мы обязаны некоторыми фотографиями, среди которых самая интересная - Александр Исаевич с Агафьей Ивановной и псом Полканом на лавочке возле хозяйской избы. Сохранилось письмо Александра Исаевича того времени моей маме, которой он поручает передать ему с братом и сестрой пришедшие письма, не упустив добавить: кроме рукописей и бандеролей!
День 24 января я провожу в Москве. Меня встретили - главным образом для того, чтобы получить на день рукопись "Теленка", которую привезут к моему вечернему поезду в Ленинград. Узнаю, что в "Новом мире" никакого движения нет.
Весь день провожу в Ленинской библиотеке. Но как многое в ней с годами изменилось! Первое и поначалу главное впечатление от нее - это многолюдье и очереди, очереди, очереди... надо выстоять около часу, чтобы раздеться (раздевают лишь по мере того, как одеваются); около часу, чтобы пообедать...
Ленинград встретил меня одетыми в пушистый снег деревьями. Снег этот как-то заледенел, а потому красота эта простояла все дни, что я пробыла в Ленинграде.
Остановилась я у Елизаветы Денисовны Воронянской. Хозяйка приготовила мне сюрприз: билеты в театр и на концерт. В один из вечеров слушали Станислава Нейгауза, а то смотрели булгаковского "Мольера" в постановке Эфроса. Как-то были в кино на замечательной американской картине "Ключ" с Софи Лорен, поражающей выразительностью своего неподвижного, казалось бы, лица.
Ну а днем - чаще всего в Публичной библиотеке, где немало часов в свое время провел и мой муж. Мне здесь гораздо приятней, чем в "Ленинке". Из окна виден сквер с заснеженными деревьями. И нет этих нудных очередей в раздевальню и змеевидных -
Один день провела легкомысленно. Постояла в очереди в трикотажное ателье и купила себе костюм. А потом - и еще один, песочный, очень хорошенький - уже в валютном магазине. Спасибо "Ивану Денисовичу".
В квартире, где жила Елизавета Денисовна, в ее комнате, мне больше побывать не пришлось. А представить ее - представила, когда узнала о трагической смерти Воронянской в августе 1973 года. Именно в этой комнате все происходило. Здесь были отчаяние, метания, муки совести и... смерть, страшная смерть.
По дороге домой, в Москве, не узнала ни о каких сдвигах в вопросе печатанья "Ракового корпуса". Зато узнала, что вопрос этот продолжает волновать писательскую общественность. В этом отношении был интересен вечер памяти Платонова (70-летие), который состоялся 31 января в Центральном Доме литераторов. На вечере не было ни одного видного деятеля СП СССР. Царила атмосфера общей раскованности. Трое из выступающих коснулись Солженицына: Ю. Карякин, Ю. Казаков, Б. Ямпольский.
Карякин назвал Солженицына гениальным писателем. Платонова, говорил он, признали, когда тот умер. А есть и живой гениальный писатель!
Казаков констатировал, что писатели недостаточно активно поддержали Солженицына, написавшего мужественное письмо, на которое съезд не откликнулся... "Плохо, - заявил он, - что живут настоящие писатели, у которых есть ненапечатанные произведения"...
А Ямпольский сказал следующее: "Такие киты, как Маршак и Чуковский, заявили, что они спокойны за русскую литературу, потому что есть Солженицын... Когда писатель умирает, то обычно говорят: "Писатель умер, но творения его бессмертны". Да, творения бессмертны, но мы не бессмертны и хотим читать эти произведения".
Рассказывали, что зал при этом гремел аплодисментами1.
1 Из моего дневника, со слов Л. Копелева.
Ж. Медведев в книге "10 лет после "Ивана Денисовича" отмечает, что "более широкие круги литераторов очень слабо реагировали на запрет публикации "Ракового корпуса", - сказывались преследования (в форме отказа от публикаций, отказов в оформлении зарубежных туристических поездок, партийных взысканий) тех, кто поддержал письмо Солженицына 4-му съезду писателей". Эта причина не главная, с моей точки зрения. В свое время Солженицын сам поднял писателей. Свое письмо съезду он послал 250 писателям. Для писателя, лично получившего письмо, оно было как бы призывом к действию, оно поднимало его! "Что мы должны делать?" - спросил, готовый на все, поэт Владимир Корнилов, Ф. Светова, только что получившего письмо моего мужа, его на улице. На этот раз Солженицын ни к кому не обратился, никому ничего не разъяснил. Ходили только слухи: запретили, в "Новом мире" рассыпан набор... Обратись бы в то время Солженицын к писателям, думаю снова бы встретил поддержку. Разве не говорит об этом хотя бы тот вечер памяти Платонова?..
Но Солженицын не верил в то, что это поможет делу. Напротив, это могло еще больше разозлить Федина, а для Твардовского было бы просто непереносимо.
"..Я, со склонностью к перемирию, своего "Изложения" о бое в ход не пускал... бережа для слитного удара когда-нибудь"1.
1 Солженицын А. Бодался теленок с дубом. С. 211. (Здесь имеется в виду "Изложение заседания секретариата правления СП СССР 22 сентября 1967 года".)
Ну и как? Будут читаться произведения Солженицына, которые Ямпольский зачислил в бессмертные творения? Кем? На каком языке? В каких изданиях?.. У нас - безнадежность... Запад тоже как будто молчит.