Отмороженный
Шрифт:
Кто смеялся, кто возмущался, были слышны недовольные голоса, возня, но вскоре все стихли.
– Готовы… – сказал кто-то из дальнего угла, и все снова нервно рассмеялись.
– Исходное положение… – начал неугомонный Суровцев. – Кто сверху, кто снизу – заняли!
– Ну что ты? – шепотом спросила Алла мужа. – Они веселые, сам видишь… Ну хочешь, чтобы я сама? Не будь букой, ну!
Павел лежал на спине и безучастно смотрел в сторону. Она приникла к нему, целуя, и он постепенно стал отвечать
– Эй, новенькие, готовы, спрашиваю? – снова спросил все тот же Суровцев.
– Всегда готовы! – озорно выкрикнула Алла.
– Раз-два – поехали! – крикнул Суровцев.
Под смех затрещали, заскрипели под молодыми, горячими телами расшатанные койки и старые диваны. Потом смех стал стихать, переходя в стоны, и уже никто никого не слышал.
Тем временем бедные солдатики, потерявшие сон, приникли к окну офицерского общежития. Ничего не видно, все только угадывается и слышится… Они видят библиотекаршу Аглаю Степановну, приникшую к другому окну и тоже пытающуюся что-то рассмотреть.
Ребята переглянулись, потом достали заранее заготовленные маски. И когда она, вздохнув от увиденного и услышанного, а больше от угаданного, пошла через кусты к своему клубу, двинулись за ней вслед…
Она успела обернуться:
– Вам, мальчики, что, книги поменять? Так приходите завтра… Ой, а что это вы делаете, чего вы хотите?…
Сережа Горюнов между тем брел к себе в каморку, вздыхая на огромную луну – с темными щербатинами, как если бы с нее сшибли штукатурку. Теплая ночь, птицы поют… а перед ним по-прежнему стоит в окне прекрасная женщина и поет, откинув голову, зажмуря глаза.
Возле штаба едва не наскочил на поджидавшую его молодку.
– Ефремова, ты, что ли?
– Напугала? Сам же говорил… – Она боязливо оглянулась.
– Что говорил?
– Уже не помнишь, да? Я его тут жду-дожидаюсь, а он этой Тягуновой романсы распевает. А кто моего Кольку специально в наряд поставил, кто просил не знаю как, а теперь – забыл?
– Разве Коля в наряде? – Он рассеянно оглядел ее, хотя и сейчас видел лишь поющую Аллу.
– Какой-то ты забывчивый сделался. Ну что, мне домой идти или как? – Она зябко повела полными плечами, потом прикрыла наброшенным платком высокую грудь, на которую он уставился, что-то припоминая.
– Погоди… Это ты насчет квартиры в новом доме хлопочешь?
– Одна я, что ли?
Они направились в его жилище – пристройке возле штаба.
Там она стала деловито раздеваться, не включая света.
– Глаш, погоди раздеваться. Так сразу… Что-то я устал сегодня.
Но она уже торопливо срывала с него гимнастерку, потом припала к его груди, жадно целуя.
– Чего годить-то! Мой вот-вот заявится меня проверять. А отдельную квартиру ему подавай! Сам палец
Да уж, такая это ночь, полная тепла, лунного света, пения птиц и любви – разной.
Через какое-то время они замерли, потом одновременно сели, прислонившись друг к другу. Закурили.
– Твой Колька может проверить?
– Наверно, уже проверил… – махнула она рукой. – Да черт с ним. Мне главное, чтоб квартира отдельная, как ты обещал. И куда он денется.
– Не знаю, получится ли? – вздохнул Сережа, снова откинувшись на спину.
– Что значит – получится ли? – спросила она.
– Пожалуй, нет, не дам тебе квартиру в этом доме, – заключил Сережа. – Вот если в следующем. Там обязательно.
– Совсем, что ли? Ты же обещал! Какие клятвы давал!
– Погоди, Глаш… только без этого.
– Без чего – без этого? Я какими глазами на мужа посмотрю? Я тебе что, шлюха подзаборная?
– Не в том дело. Шлюха, не шлюха… Ты ванну в глаза не видела. Ты в ней грибы солить будешь!
– А это уж мое дело, – она всхлипывала, размазывая слезы по щекам, – буду или не буду.
– Вот и я говорю, – вздохнул Сережа, погладив ее по обнаженным плечам. – А той же Тягуновой без ванны нельзя. У нее кожа нежная, привыкшая к чистоте, – сказал он уж вовсе мечтательно, будто гладил ту, о ком сейчас думал.
– Надо же! Разглядел уже. И когда только успеваешь… – Глаша глотала слезы. – Вот какая ты сволочь… пусти, не трогай меня! Полковничиху свою лапай! Или эту, Тягунову! Только на ней, Сереженька, обожжешься, так и запомни.
– Да не реви ты… Услышат. Может, твой Коля стоит сейчас за дверью и слушает. Дам квартиру или не дам…
– И пусть слушает! Четвертый год с этим придурком за занавеской мучаюсь.
– Разбаловал я вас, – помотал головой прапорщик Горюнов. – А что в благодарность? Одна вражда. Возьми хоть этот дом, что сдают. Кому квартира не достанется – все, мой злейший враг! А не строили бы вовсе – одни друзья вокруг и около! Ну как мне с вами со всеми быть? Да если бы не я, жили бы в общежитии своем и жизни радовались. А тут сплошь одни угрозы.
– И как это все тебе удается? – спросила она, утирая слезы.
– Все это спрашивают. И полковничиха тоже. Отвечаю: за счет полноты информированности. То есть знаю все и про всех.
– Все-все? – переспросила она, явно вызывая его на откровенность.
– Вопрос понял, – самодовольно усмехнулся Сережа. – Опять хочешь узнать, к кому кто бегает, пока муж в наряде. Не так, что ли? Извини, не могу. Но ради тебя сделаю исключение. Чтоб поверила. Вот ты просила своего поставить сегодня в караул…
– Ты сам мне предложил! – воскликнула Глаша. – Забыл уже?