Отморозок 5
Шрифт:
Сегодняшняя ночь в казарме прошла без происшествий. Абай, Бабай и Жос усвистали к своим землякам, но к утру вернулись и вели себя прилично. Я выставил на ночь меняющийся через каждый час парный пост, на всякий случай. На зарядке и завтраке тоже все было нормально, никто нас не трогал, и не старался задеть. А уже в десять утра меня вызвали к комбату.
По сути, он мне предложил тоже самое, что предлагал месяц назад Жорж. Влиться с наиболее подготовленными людьми в его землячество, для того чтобы усилить его в преддверии ухода на дембель самого Жоржа и наиболее боеспособных старослужащих. И понятно почему нужно такое усиление, Кабоев мне прямо сказал, что ему не нужен конфликт между
Если бы Жорж и Дато не были такими конченными тварями, то можно было бы подумать о союзе, а так, тут и думать нечего. Состоять в одной команде с подобными типами и выполнять их указания, это для меня абсолютно неприемлемо. Что остается? Уйти в отказ, и попробовать удержаться до командировки на следующий объект, а там, глядишь, ситуация как-то изменится. Мне же Приходько обещал свое содействие. Надо поговорить с ним, чтобы он побыстрее добился для нас новой командировки. Чем дальше от этого змеиного гнезда, тем лучше. А пока надо всячески тянуть время, не давая явного ответа. Позиция конечно страусиная, но пока я другого выхода не вижу, чтобы не лечь под Жоржика, но в то же время не поссориться окончательно с комбатом.
Сидим на политзанятиях в Ленинской комнате. В полуха слушаю, как наш ротный замполит старший лейтенант Терещенко рассказывает о дружбе народов в СССР. Говорит он нудно и очень скучно, кажется, что от его речи засыпают даже мухи на лету. У Терещенко противный гнусавый голос и сам он похож на глиста: тощий и очень бледный. Парни, те кто не спит, делают вид, что слушают отборный бред который несет Терещенко, хотя у нас перед глазами каждый день иные примеры «дружбы между народами», когда более сильное землячество «нагибает» по национальному признаку всех остальных, а другие, землячества, мечтают о том, чтобы выбиться наверх и «нагнуть», в свою очередь тех, кто остался внизу.
У нас во взводе не так. В сплоченной команде, которую мне за эти месяцы удалось создать, действительно полный интернационал и никто никого не гнобит, ни по национальному признаку, ни по старшинству призыва. В нашей команде есть и аварец Баиров, и осетин Ханикаев, и литовец Бразаускас, и еврей Бергман, и туркмен Бердымухамедов, и москвич Карасев, и многие другие парни разных национальностей. Нет никакой разницы, откуда и кто призывался, был бы человек хороший, и делал бы то, что от него требуется. Все равны и все стоят друг за друга. Потому-то, нас здесь до сих пор не поломали и считаются как с существенной силой.
В нашей казарме нет ни ночных построений на взлетке с пробиванием «фанеры» жмущихся в страхе «духов», ни забегов оленей по ПП, нет издевательств и ничего из того, что творится в расположении других рот по ночам. Около дверей каждую ночь стоит сменяющийся парный пост на случай вторжения незваных гостей, которые, впрочем, не спешат к нам наведаться. Весь батальон знает, что было в первый день нашего пребывания в части и как мы встретили карательную команду Дато. Знают, кто поломал братьев Резвановых, которые, кстати, уже вышли и больнички и сейчас большей частью отлеживаются у себя в бытовке. Я их пока не встречал, но думаю, новая встреча с ними не за горами, хотя после нашей прошлой встречи, они надолго не бойцы.
Наши ротные
Сейчас мы работаем на стройке многоквартирного дома, куда нас вывозят на стареньком автобусе по утрам и возвращают в расположение вечером. Большого объекта, куда бы мы могли уехать надолго, как летом, пока нет. Приходько обещал как только появится что-то подходящее отправить нас туда, а пока мне приходится маневрировать, не давая четкого ответа Жоржу, с которым я уже пересекался на нейтральной территории здесь в части. Кабоев меня пока не трогает, но это ненадолго, терпение майора скоро должно иссякнуть. А вообще, я прямо таки шкурой чувствую, как вокруг сгущаются какие то тучи, но пока не могу понять откуда конкретно ждать подлянки, потому, что она может возникнуть буквально со всех сторон.
— Как задолбал этот глист, — толкает меня локтем Ромка.
Он показывает мастерски исполненный простым карандашом рисунок, на котором изображен глист с лицом Терещенко в офицерском кителе и фуражке. Вышло очень похоже, я давлюсь от смеха, вызывая строгий взгляд замполита, которым он буквально хочет пригвоздить меня к месту. Сразу делаю вид, что поперхнулся и артистично кашляю, маскируя смех. Замполит показывает мне кулак и продолжает свою нудятину дальше.
— Младшего сержанта Костылева срочно в гараж капитану Измайлову, — сообщает незнакомый запыхавшийся смуглый солдатик и крутанувшись на месте несется обратно.
Я в беседке смотрю, как играют в шахматы Ханикаев с Бергманом. Партия подходит к кульминации. Ромка загнал ладьей и слоном короля Эдика в угол, и грозит вот-вот поставить ему мат.
Отрываюсь от созерцания шахматной партии и иду по направлению к гаражу, недоумевая, что в восемь вечера могло понадобиться от меня Измайлову. Мы вернулись со стройки уже пару часов назад и вроде на сегодня ничего больше не намечалось.
За казармой первой роты заворачиваю за угол, и, не доходя буквально метров пятьдесят до батальонного гаража, натыкаюсь на троих «черпаков» из первой роты. Среди них тот самый ефрейтор, которого я «приголубил» в день нашего приезда в казарме. Мы потом еще сходились утром в групповой драке на зарядке, правда там я его не встретил, и вот теперь мы столкнулись на узкой дорожке, ведущей к гаражу.
— А-а-а, «душара», — расплылся в улыбке ефрейтор — Вот ты мне, сука, и попался.
Я даже удивился такой глупости. Неужели этому придурку не хватило первого и второго раза? Он должен был слышать обо мне. Но, или не слышал, или по какой-то причине не воспринял всерьез.
— Ефрейтор, если тебе зубы не сильно жмут, то иди куда шел, — мирно предлагаю ему и его приятелям разойтись.
— Сейчас ты сам гад без зубов останешься, — угрожающе бросает ефрейтор и вся троица, ускоряя шаг, обхватывает меня полукругом.
Ей богу, как они меня утомили эти тупые твари. Я, мгновенно крутнувшись, выстреливаю самому быстрому противнику спин бэк кик правой ногой в живот. Того ожидаемо уносит, а я собираюсь продолжить, но слышу громкий крик.
— Всем стоять! Прекратить драку!
Останавливаюсь и вижу нашего батальонного особиста и незнакомого мне летеху, быстрыми шагами направляющихся к нам. Два оставшихся на ногах противника стоят, переминаясь с ноги на ногу, и мрачно смотрят в землю. Третий, получивший от меня удар ногой, катается по земле, держась за живот и задыхаясь.