Отморозок 5
Шрифт:
— Понял, сделаю —снова кивает тот.
— Михал Генадьич — Кабоев смотрит на замполита — Проведи работу со своим активом, чтобы они в свою очередь поработали с остальным контингентом. У нас сейчас тут должен быть образцовый порядок. И подготовь пару человек из второй роты, которые подтвердят, что Бергман вчера получил письмо из дома, где было сказано, что его девушка бросила.
— Принято Михаил Рассулович. —подтверждает замполит. — Хорошо бы всех солдат, со следами повреждения на лице на время отправить в командировку на дальний объект, чтобы они здесь никому глаза не мозолили.
— Да, это хорошая мысль. Только там за ними нужно установить
— Засеев, сука, ты хоть понимаешь, во что ты меня опять втравил? — Комбат прихватив за ремень дернул Жоржа к себе. — Твои дебилы снова напортачили, а мне сейчас за вами разгребать!
— Да при чем тут я? — Слабо оправдывается порядком струхнувший от такого напора Жорж. — Он же сам повесился.
— Сам повесился, говоришь, — злобно прошипел Кабоев и коротко ударил Засеева в челюсть — А то, что твои уроды ему всю жопу разорвали, это что?
Засеева качнуло от удара, но он остался стоять на ногах. Внутри него полыхала злоба, но снаружи он сохранял спокойное выражение лица и стоял навытяжку.
— В общем так, я тебя штрафую на месячную премию, тебя и всех твоих людей. Мне сейчас деньги понадобятся чтобы закрыть ваш косяк, вот туда ваши премии и уйдут.—Резюмировал Кабоев, — Сейчас иди к себе и своим людям скажи чтобы ни во что не лезли и сидели тихо. И поговори с теми кого вы обидели, чтобы держали языки за зубами. Поговори так чтобы тебя послушали, но чтобы без эксцессов. Понял меня?
— Так точно товарищ майор!
— Пошел вон, чтобы я тебя не видел! — Рявкнул в сердцах комбат.
Я стою на улице и щурюсь, смотря на заходящее вечернее солнце. К моему удивлению, на «губе» я провел меньше суток. Полчаса назад меня вытащили из контейнера, и повели в комнатушку где уже ждал Алкснис. Он долго пугал дисциплинарным батальоном, выспрашивал о конфликтах с другими военнослужащими, а под конец огорошил новостью, что комбат лично распорядился выпустить меня из под ареста. И что уже завтра с утра я, в составе сборной команды из разных подразделений, уезжаю в командировку на дальний объект искупать добросовестным трудом на благо Родины свои многочисленные пригрешения.
Ну да, что-то мне плохо верится в доброту комбата. Скорее всего в части что-то произошло, что вынудило его выпустить всех арестованных и меня в том числе. Насколько я понимаю, здешняя «губа» полностью незаконная и содержание на ней военнослужащих это серьезное нарушение. Значит, ожидается какая-то проверка из-за которой весь этот сыр-бор. И эта дальняя командировка непонятная. Почему в не со своими, а в составе сборной команды? Наверное убирают из части всех побитых и недовольных, доходит вдруг до меня. Ну да, я сейчас со стороны, наверное, представляю собой жалкое зрелище.
В расположении роты встречаю пацанов, которые бегут мне на встречу.
— Юрка, тебя уже выпустили?
— Что с лицом?
— Все в порядке, — отмахиваюсь я, ища глазами Ромку, но того нигде нет. Нехороший признак. Ой не хороший.
— А Бергман где? — Спрашиваю подошедшего Эдика.
Тот только отводит глаза.
— Где Рома, Эдик? — Жестко требую ответа.
— Он сегодня ночью в гараже повесился,— с трудом выдавливает из себя Ханикаев.
— Что?! —
— Его нашли этим утром повешенным в гараже, — опустив глаза отвечает Эдик
Кровь бросилась мне в лицо, беру Эдика за руку и отвожу в сторону
— Рассказывай — жестко говорю ему, а у самого внутри сердце колотится так, как будто хочет выпрыгнуть наружу.
— Говорят, что ему письмо вроде пришло, что девушка его бросила, вот он и побежал вешаться. — продолжил Эдик — Только не было никакого письма, я бы знал. Мы с ним незадолго до этого в шахматы играли, он был веселым и ничего такого за ним не замечалось. Я потом тебя пошел искать и наткнулся за столовой на Дато с двумя ублюдками. Тот снова предлагал пойти к ним, а потом, когда я отказался, они накинулись на меня. Я двух вырубил, а потом подумал, что все это не спроста, и побежал в казарму. Там из наших не было тебя, Рамазана и Ромки. Мы с Карасем разбили наших на две группы и пошли прочесывать часть. Моя группа нашла Рамазана, тот сильно избитый лежал на спортплощадке. Мы его в спальню отнесли. Потом я оставил несколько человек охранять казарму, а сам с остальными снова на пошел на поиски. Потом мы увидели людей Жоржа с ремнями и прутами, их было намного больше, поэтому мы отступили в спальню, где и забарикадировались до утра. Утром эти козлы не стали нападать, а потом нашли Ромку и все закрутилось…
— Не было у Ромки никакой девушки. Он мне сам говорил, что никогда ни с кем не встречался. — Тупо без эмоций говорю Ханикаеву, а у самого внутри разрывается от боли.
— Карась со своей группой вечером проходил мимо гаража. Говорят, что там было все закрыто и никакого шума не было, — тихо добавляет Эдик. — Если бы знать…
— Ладно, пойду полежу немного, чего то меня мутит, — отвожу глаза и ухожу от всех, мне сейчас очень нужно побыть одному, а то я просто взорвусь.
Резвановы — твари конченные. Это они с ним такое сделали. Кто-то из них даже похвалиться пришел, когда я сидел в контейнере. Я до последнего надеялся, что все это пустые слова, чтобы вывести меня на эмоции. Оказалось нет. Это не люди, они просто внешне похожи на людей, а на самом деле — это двуногие прямоходящие, как и их вожак Жорж. Ненавижу! У меня внутри сейчас бьется только одна мысль — «Конец вам твари, теперь вам точно конец…»
В бытовке на кроватях полулежа, облокотившись о стены сидят сильно пьяные Жорж, Дато и братья Резвановы.
— Он, сука, еще поплатится у меня за этот удар—Жорж потирает чуть опухшую скулу, —вспоминая, как комбат ударил его в кабинете. — Я ему, блядь, после дембеля это припомню. Он у меня, гнида, кровью харкать будет.
— Да плюнь ты на него, —машет рукой Дато. — Подумаешь ударил. Мало ли что между партнерами бывает.
— На меня никто безнаказанно руку с детства не поднимал. Понял, блядь? — Вызверился на приятеля Жорж, — И комбату этот удар просто так не сойдет.
— Все-все, братан, — Дато поднимает руки в успокоительном жесте,—я то тут при чем? Давай лучше выпьем. Вон братья уже так нализались, что лыка не вяжут.
— Ну давай, — кивает Жорж и нетвердой рукой разливает портвейн по стаканам.
Глубокая ночь. Выхожу из спальни. Пацаны которые в это время несут дозор, вопросительно смотрят на меня. Я пролежал весь вечер на кровати не вставая, и меня никто не трогал.
— Пойду в сортир, после жрачки на «губе» чего-то придавило меня, — зевая, спокойно поясняю им.