Отмщение
Шрифт:
– Ты забыл оружие, генерал.
Сталь коротко сверкнула...
Эпилог
Кузнецов стоял на выгоревшей опушке леса. Вокруг чернели обгорелые остовы танков, присыпанные снегом мертвые бойцы. А впереди в прозрачности морозного воздуха стоял недостижимый и невероятный город, город мечты. У ворот которого сошлись пути тысяч человеческих жизней, тысяч подвигов - больших и малых, заметных и не очень. Впереди Новосибирск. Наш Новосибирск. Советский Новосибирск...
Город глядел на мир выбитыми проемами окон, не стесняясь ни разрушенных, ни
На центральной площади десантники, пехотинцы и мореманы строили пленных. Да... Для немцев очередной поход "на Восток" вновь вышел боком. Рассчитывали на избиение безоружных и реванш, а вышло иначе... Но ведь могло и получится.
Всё висело на волоске - буквально, не фигурально выражаясь. Но пересилили и сломали хребет немецкой военной машины не какие-то случайные обстоятельства, не случай, не проведение - а советские люди. Люди.
Ведь могло не быть самоубийственной атаки Фурманова. После которой - Кузнецов это контролировал лично - удалось отыскать троих выживших десантников. И ещё триста, кто обрел покой в объятиях безбрежного, бесконечного снежного моря. Забрав с собой едва ли меньше жизней противника.
Этот удар адмирал вспоминал с болью в сердце, с зубным скрежетом. Пальцы непроизвольно сжимались в кулаки, а на лице проявлялся злой, звериный оскал. Он ничего не мог сделать для них, ничем не мог помочь. Но они и сами справились. Лучше, дерзновеннее любого плана: проломив с ходу порядки противника, триста три десантника, разделившись, хлынули в стороны. Хладнокровно и беспощадно вырезая все на своем пути, сея хаос и трепет.
Немцы, естественно, не ожидали подобного. Просто не могли ожидать. А потому в подавляющем большинстве делали то, на что были запрограммированы и цивилизационными, и мировоззренческими установками. То есть начали спасать себя, защищая от очевидной, явной угрозой. Обреченные три роты десантников приняли на себя удар, выгрызая несравненным разменом право для оставшихся на единственную попытку.
И Кузнецов сотоварищи шанса не упустили. Выстроив технику клином и почти впритирку - так, чтобы между корпусами едва ли мог протиснуться и один человек - адмирал бросил бригаду на прорыв. Искренне надеясь, что, укрываясь за двигающейся бронированной волной, люди сумеют выбраться из котла и проскочить в пределы города.
Именно в этот момент адмирала и настигли новости. Куда там грому среди ясного неба! Это было похлеще - как тропический шторм! После того, как Толстиков предупредил, что все закончилось, что маневр бригады известен немцам, после того, как внезапно заработали все системы, в победе уже не приходилось сомневаться. Паникующий, деморализованный противник просто не мог оказать сколь-нибудь серьезного спротивления. Десантники разом из загнанного в угол зверька превратились в смертоносного хищника.
Умело маневрируя, Кузнецов прошел сквозь немецкие кордоны, словно нож через масло. И с ударным батальоном расколотил в щепки штаб. Тем временем
А потом пришли дурные вести... Геверциони, так неожиданно вырвавший для людей победу, погиб... Но это оказалось отнюдь не все... С торжественным пафосом на связь с Кузнецовым вышли ... все те же пришельцы. Назвавшийся главным, заявил, что последней волей Геверциони было официальное заключение перемирия именно с адмиралом.
Кузнецов не понял из объяснения ничего, но отказываться не стал - лишь холодно бросил в ответ, что ждет парламентеров... И те не замедлили явиться словно по мановению волшебной палочки. Буквально возникнув из воздуха на пустом месте.
Самый рослый и суровый среди прочих решительно шагнул вперед. Видимо, людское обличие он принял лишь как необходимость, без особого желания. Потому черты, да и все тело казалось, что называется, выточенным топором.
– Я пришел выразить от лица нашей цивилизации сожаления о произошедшем. Больше подобного не произойдет.
После чего, спокойно развернувшись, здоровяк направился к ожидавшей свите.
– Подождите, - твердо бросил Кузнецов. И пришелец действительно замер.
– Что с Геверциони?
– Мертв.
– лаконично и бесстрастно ответил парламентер.
– А что с тем, кто напал на нас?
– раздраженный поведением пришельцев, зло продолжил адмирал.
– Напал?
– парламентер сделал намек на презрительное фырканье.
– Знай свое место, человек... Кто такие есть вы, чтобы нападать?
– А как ты назовешь произошедшее?
– Кузнецов прошипел в ответ, едва сдерживая ярость .
– Наш младший вторгся на заповедную территорию. И допустил некоторую небрежность в обращении с аборигенами... Его поведение достойно порицания.
– на бесстрастном лице здоровяка по-прежнему не отражалась ни одной эмоции. Он явно давал понять, что говорит не с равным, но с недостойным уважения.
– Мы забираем провинившегося и больше никогда не допустим повторения инцидента.
– Забираете?!
– не выдержал адмирал - Значит, он жив?! И вы смеете забирать устроившего здесь бойню?!
– Повторяю: знай своё место, человек...
– в голосе парламентера явственно прозвучала сталь.
– Ты не порицаешь ребенка за разрушенный муравейник. И никогда не задумываешься над вредом что причинен насекомым. Тебе ли говорить о справедливости? Тебе ли взывать к нам? Прощай, мы уходим.
И, больше не сказав ни слова, пришельцы исчезли ровно так же, как и возникли...
...Сейчас, когда с момента встречи прошло несколько часов, спало напряжение, Кузнецов смог более трезво оценить произошедшее. Тщательно взвешивая слова пришельцев, адмирал даже вынужденно признал правоту. Пускай даже логика казалась спорной, а сравнения - оскорбительными.