Отпетые мошенники галактики

Февраль Валентин Аркадьевич

Тем не менее, в какой-то момент это учреждение вообще скрылось с глаз, а впереди перед нами возникла небольшая речушка с мостом.

О реке судить не берусь. Возможно, её возраст исчислялся миллионами лет. Но мост, по-моему, был старше. Я не встречался в своей жизни с такими случаями, когда мост строили раньше речки. Но, видимо, такое иногда происходит. И наш случай как раз, не смотря ни на что, был из разряда таких.

Да, мост был ветхим и дряхлым. Он был настолько ветх, что виделся нам не просто мостом, гидротехническим сооружением, а, по меньшей мере - прародителем

Вселенной.

Причудливой аркой изогнулся он над пенистыми, быстрыми струями, напоминая всему живому о бренности и тщете существования.

За мостом опять потянулась всё та же пустошь, которую кто-то любовно, оставаясь инкогнито, засеял сорняками.

Мотор к этому времени хорошо прокалился. А на капоте можно было даже жарить гренки, проголодайся кто вдруг. Накалился он до тёмно-вишнёвого цвета, местами переходящий в нежно-сливовый.

– Там!
– эмоционально выкрикнула Астрая, указывая рукой вперёд.

Но я уже и сам видел.

А видел вот что. В двухстах с небольшим метрах, прямо по курсу движения и недалеко от дороги собралась пёстрая толпа.

Не берусь судить сколько их было. Скорее всего, человек тридцать. Или около того. Славная публика, насколько я понял из происходящего, собиралась кого-то линчевать. Не то повесить, не то сжечь.

И всё, конечно, не взирая на протесты жертвы.

Мы с Астраей неплохо видели красное от негодования лицо экзикутируемого, когда того, вопреки его возражениям затаскивали на эшафот.

С нашим драндулетом к этому времени произошло чудо. Он настолько хорошо разогрелся, что, несмотря на его загоревшийся мотор, он сам, без понукания бодренько покатил вперёд, приводя в радостное изумление своих пассажиров.

Ещё часок-другой такого бега и мы бы достигли скорости гораздо большей скорости телеги.

Единственное, что мне не нравилось в перемене жизненного кредо авто, так это то, что оно теперь не слушалось руля.

Поэтому, когда сие чудо технической мысли выскочило из колеи и ринулось в самую гущу, вдруг почуявшей неладное и принявшейся разбегаться публики, я мог лишь только констатировать сей факт, не вмешиваясь в происходящее. Другими словами, сложив руки на груди, я с философским спокойствием наблюдал как люди уворачиваются от ржавого бампера. Изменить что либо в окружающей реальности не представлялось возможным.

И вот, глядя на перекошенные ужасом лица разбегающейся публики, я подумал, что нет худа без добра и наконец-то за последние несколько часов надоедливой, нудной тряски хоть какое-то развлечение.

Мы впилились точнюсенько в эшафот, оказавшийся на деле поленницей дров для сожжения обладателя виденной нами весьма примечательной красной физиономии. А в следующую минуту мотор напоследок чихнул, как словно бы простудился и заглох.

Glava XXV.

– Эй, полегче, - пробасил

привязанный к этому времени к столбу краснолицый.
– Вы чуть не задавили меня.

– Молчи, несчастный!
– возопил я.
– Чья бы корова мычала. Тебе жить-то осталось с гулькин нос, и того меньше. С таким окружением, как у тебя, молиться надо, а не привередничать.

– Вот именно, - ухмыльнулся, не смутившись, краснолицый.
– Жить может мне осталось всего ничего, а вы мне и эти драгоценные минуты портите. Мы живём в правовом государстве, господа. И я имею полное право дожить до полагающейся мне казни. А вы на своём долбаном тихоходе...

– Во-первых, ну какой же это тихоход?
– оборвал я его, всерьёз обидевшись за своё авто, к которому уже начал, несмотря на все выбрыки последнего, прикипать душой.
– Эта колымага только кажется на вид неповоротливой, да неказистой. На самом деле она развивает скорость аж целых пять километров в час, и судя по последним, самым пристальным моим наблюдениям, такая скорость для неё не предел. Думаю, к вечеру, уж коли она не взорвётся, её возможности уложатся в пять с четвертью. И все улитки, черепахи и, возможно, мертвецы на кладбище окажутся в её кильватере.

– Здесь один тоже так считал, - хмыкнул приговорённый.

Что-то в голосе краснолицего меня насторожило.

– Не хочешь ли ты сказать..., - начал я.

– Хочу, - нахально заявил детина.
– Я и есть тот самый автолюбитель.
– Он нахмурился и попробовал перегрызть верёвку. У него ничего не вышло.
– Я и сейчас не раскаиваюсь в содеянном, - вздохнул он.
– Но те господа, - он кивнул в сторону толпы, которая уже оправилась от пережитого, нагнанного на них несущимся в лоб горящим автомобилем. Теперь толпа злобно поглядывала в нашу сторону, явно замышляя нехорошее.
– Это они, борцы за чистоту природы. Общество защиты кузнечиков, идеализаторы фитофторы, члены тайной ботанической секты с громким и претенциозным названием смерть цивилизационщикам!
– проревел детина.
– Послушайтесь моего доброго совета, - попросил он проникновенно.
– Если вы ещё не совсем выжили с ума и способны передвигаться, бросайте меня и бегите отсюда в темпе. Поверьте, это сборище - опасная банда. Ради процветания одного маленького, невзрачного листочка они способны погубить весь белый свет, всё человечество разом. Эти любители крапивы и прочих сорняков одержимы идеей, что Природа это и есть Бог, а человек по их мнению - лишь плесень, паразит на теле Бога. Они - гнусная и безжалостная религиозная секта, а меня приговорили к сожжению за то, что я, по их мнению, быстро ехал, а так же пролил на их драгоценную травку немного машинного масла. Спасайтесь. Не повезло мне, ребята, но, может быть, вам удастся вырваться из жутких лап этих сумасшедших.

Отвлекаясь малость от пересказа сути нашей беседы с этим интересным и колоритным во всех отношениях малым, скажу лишь, что, пока мы беседовали с ним тихо и мирно, толпа пришла в движение и, рассредоточившись, принялась брать нас в кольцо.

Некоторые из любителей природы и не любителей техногенного, как я уже знал, прогресса удерживали в руках здоровенные, увесистые булыжники.

Парни наступали сплочёнными рядами. На их лицах читалась мрачная решимость бороться за каждую былинку на свете до последней нашей с Астраей капли крови.