Отпуск на всю жизнь

Генрих

– Наверное, нет… – после паузы отвечает задумчивая учительница.

– Так в чём дело? Акцент со временем обнулится. У тех, кто пойдёт в переводчики. Вы же нас не в дикторы английского телевидения готовите, в конце-то концов.

Поддалась после этого аргумента Ангелина Петровна. Душка. Мне даже не интересно стало. Ничего, впереди много вредных и противных, есть, где разгуляться.

– Эльвира!!! – ору с порога, как только захожу в квартиру.

– Что случилось? – выскакивает из своей комнаты

мачеха. По-английски спрашивает, понимаю её, больше ориентируясь на интонацию.

– Две пятёрки за день, – я приплясываю, – с боем выбила, с кровью, решительным штурмом.

– Ту экселент грейдс? – недоверчиво переспрашивает мачеха.

– Математика энд инглиш! – восторженно ору я и кидаюсь ей на шею. Дана с фырканьем бросается в свою каморку. Делаю паузу, чтобы выволочь её оттуда, и целую мачеху. Дана замученно стонет, я хихикаю. И внутренне и внешне.

На кураже тут же устраиваю половецкие пляски и вовлекаю в это дело мачеху. Мы же хотели заняться аэробикой? А к вечеру Эльвира с моей помощью сочиняет пирог с мясом и капустой. Дожидаемся папахена и приступаем к торжественному поеданию.

Папахен доволен, как обожравшийся бананов слон. На работе у него давно всё в порядке, карьеру сделал всем на зависть. Жена – красотка нереальная. Один у него был источник неприятностей – я. То есть, Дана. Тоже красотка, но нервы ему жгла килограммами. И вот свершилось! Источник неприятностей превращается в фонтан приятностей.

Немного посидев с ними на диванчике, насладившись безнадёжно тоскливым скулёжом непримиримой Даны, отправляюсь делать домашку. Садисткое наслаждение испытываю, заставляя Дану наблюдать, как я нежничаю с мачехой. После таких сеансов чувствую себя, как после обработки мастером массажа. С втиранием масел и прочих удовольствий. Как же мне нравится этот мир!

4 марта, учительская в школе.

Шлёп!!! На резкий звук с размаху упавшего на стол классного журнала среагировали все. Два учителя мужского пола просто подняли голову, остальные вздрогнули. Плюсом к тому же движению.

– Это невыносимо! – заявляет в пространство тётка в летах, – Сколько лет работаю, первый раз такую нахалку вижу! Ангелина Петровна! Ваш кадр!

– Что случилось, Татьяна Сергеевна? – Англичанка смотрит обеспокоенно.

– Эта ваша Молчанова!

– Говорите яснее, Татьяна Сергеевна, – строго призывает к порядку завуч, Лидия Михайловна.

– Чёрт знает, что такое, – убавляет количество децибелов Татьяна Сергеевна, – Вызываю к доске, она отвечает, я ставлю ей четвёрку. И вдруг эта двоечница начинает качать права!

Учителя слушают внимательно, математик с видимым сочувствием, англичанка слегка улыбается с облегчением.

– Давайте разберёмся по существу, а потом рассмотрим поведение Молчановой, – распоряжается завуч, – Что вы ей поставили в итоге?

Краткий разбор выясняет следующее: замечаний по ответу не было, наглая школьница вынудила русачку поставить пять.

– Ответ

был на «отлично»? – допытывается завуч, англичанка уже не скрывает улыбки.

– Русский язык на «отлично» даже я не знаю, – бурчит свой любимый тезис русачка.

– Так вы и не в аттестат ей оценку ставите, – вступает в беседу англичанка.

– Именно, – соглашается завуч, – Говорите по существу, Татьяна Сергеевна. Если вы всё-таки поставили пять, значит, ученица дала вам полный и безошибочный ответ. Так?

– Она не имеет права выкручивать мне руки! – выпаливает русачка.

– Никто такого права не имеет…

– На произвол тоже никто права не имеет, – позволяет себе перебить завуча англичанка, – А вы, Татьяна Сергеевна, допустили именно его. Безосновательно занизили ученице оценку. Предлагаю педсовет на эту тему провести, Лидия Михайловна.

– На какую тему? – завуч смотрит озадаченно.

– На тему справедливых оценок. Наверняка не с одной Молчановой такое происходит, только она одна набралась храбрости спорить.

– Наглости она набралась, – бурчит русачка. Завуч глядит на неё каким-то прицельным взглядом.

– А ведь у нас уже был разговор на эту тему, Татьяна Сергеевна, – вкрадчиво говорит она, – Вы понимаете, что сами себя выдали? Раньше вы всегда говорили, что всегда ставите оценки по справедливости, а сейчас фактически сами признаёте, что вас поймали с поличным.

– Кто поймал? – теряется русачка.

– Молчанова. Вы хотели ей влепить четыре, она вас заставила поставить пять. Так ведь было дело? – русачка мрачно молчит, – Ангелина Петровна права, вы позволили себе произвол. Я же давала вам регламентные документы о том, как следует оценивать работу учащихся.

– Выходит, я же ещё во всём виновата, – горестно причитает Татьяна Сергеевна.

– А что, Молчанова кричала, ругалась, плевалась, топала ногами? – любопытствует англичанка, – Нет? И что тогда получается? Вы возмущены тем, что Молчанова вежливо остановила ваш незаконный волюнтаризм?

Поджав губы, Татьяна Сергеевна меняет журнал в стойке и уходит. За ней удаляется поскучневший математик.

– Мы столько сил тратим на борьбу с завышением оценок, – качает головой завуч, – а тут оказывается, что и с другой стороны смотреть надо.

– Утверждение, что русский язык она сама на «отлично» не знает, можно расценить, как признание в собственной профнепригодности, – аккуратно вбрасывает мысль англичанка.

– Не любишь ты её, Ангелина, – тихо улыбается завуч.

10 марта, вторник.

Педагоги народ образованный и большей частью умный. Поэтому я, к своему разочарованию, чересчур быстро донесла до них мысль, что со мной связываться хлопотно и дорого. Визгу много, шерсти мало. Так что вызывать к доске меня перестали. Удручённо вздыхаю: такие возможности для порезвушек накрылись медным банным изделием. Не над всеми учителями удалось поизмываться.