Отпуск на всю жизнь
Шрифт:
– Наверное, нет… – после паузы отвечает задумчивая учительница.
– Так в чём дело? Акцент со временем обнулится. У тех, кто пойдёт в переводчики. Вы же нас не в дикторы английского телевидения готовите, в конце-то концов.
Поддалась после этого аргумента Ангелина Петровна. Душка. Мне даже не интересно стало. Ничего, впереди много вредных и противных, есть, где разгуляться.
– Эльвира!!! – ору с порога, как только захожу в квартиру.
– Что случилось? – выскакивает из своей комнаты
– Две пятёрки за день, – я приплясываю, – с боем выбила, с кровью, решительным штурмом.
– Ту экселент грейдс? – недоверчиво переспрашивает мачеха.
– Математика энд инглиш! – восторженно ору я и кидаюсь ей на шею. Дана с фырканьем бросается в свою каморку. Делаю паузу, чтобы выволочь её оттуда, и целую мачеху. Дана замученно стонет, я хихикаю. И внутренне и внешне.
На кураже тут же устраиваю половецкие пляски и вовлекаю в это дело мачеху. Мы же хотели заняться аэробикой? А к вечеру Эльвира с моей помощью сочиняет пирог с мясом и капустой. Дожидаемся папахена и приступаем к торжественному поеданию.
Папахен доволен, как обожравшийся бананов слон. На работе у него давно всё в порядке, карьеру сделал всем на зависть. Жена – красотка нереальная. Один у него был источник неприятностей – я. То есть, Дана. Тоже красотка, но нервы ему жгла килограммами. И вот свершилось! Источник неприятностей превращается в фонтан приятностей.
Немного посидев с ними на диванчике, насладившись безнадёжно тоскливым скулёжом непримиримой Даны, отправляюсь делать домашку. Садисткое наслаждение испытываю, заставляя Дану наблюдать, как я нежничаю с мачехой. После таких сеансов чувствую себя, как после обработки мастером массажа. С втиранием масел и прочих удовольствий. Как же мне нравится этот мир!
4 марта, учительская в школе.
Шлёп!!! На резкий звук с размаху упавшего на стол классного журнала среагировали все. Два учителя мужского пола просто подняли голову, остальные вздрогнули. Плюсом к тому же движению.
– Это невыносимо! – заявляет в пространство тётка в летах, – Сколько лет работаю, первый раз такую нахалку вижу! Ангелина Петровна! Ваш кадр!
– Что случилось, Татьяна Сергеевна? – Англичанка смотрит обеспокоенно.
– Эта ваша Молчанова!
– Говорите яснее, Татьяна Сергеевна, – строго призывает к порядку завуч, Лидия Михайловна.
– Чёрт знает, что такое, – убавляет количество децибелов Татьяна Сергеевна, – Вызываю к доске, она отвечает, я ставлю ей четвёрку. И вдруг эта двоечница начинает качать права!
Учителя слушают внимательно, математик с видимым сочувствием, англичанка слегка улыбается с облегчением.
– Давайте разберёмся по существу, а потом рассмотрим поведение Молчановой, – распоряжается завуч, – Что вы ей поставили в итоге?
Краткий разбор выясняет следующее: замечаний по ответу не было, наглая школьница вынудила русачку поставить пять.
– Ответ
– Русский язык на «отлично» даже я не знаю, – бурчит свой любимый тезис русачка.
– Так вы и не в аттестат ей оценку ставите, – вступает в беседу англичанка.
– Именно, – соглашается завуч, – Говорите по существу, Татьяна Сергеевна. Если вы всё-таки поставили пять, значит, ученица дала вам полный и безошибочный ответ. Так?
– Она не имеет права выкручивать мне руки! – выпаливает русачка.
– Никто такого права не имеет…
– На произвол тоже никто права не имеет, – позволяет себе перебить завуча англичанка, – А вы, Татьяна Сергеевна, допустили именно его. Безосновательно занизили ученице оценку. Предлагаю педсовет на эту тему провести, Лидия Михайловна.
– На какую тему? – завуч смотрит озадаченно.
– На тему справедливых оценок. Наверняка не с одной Молчановой такое происходит, только она одна набралась храбрости спорить.
– Наглости она набралась, – бурчит русачка. Завуч глядит на неё каким-то прицельным взглядом.
– А ведь у нас уже был разговор на эту тему, Татьяна Сергеевна, – вкрадчиво говорит она, – Вы понимаете, что сами себя выдали? Раньше вы всегда говорили, что всегда ставите оценки по справедливости, а сейчас фактически сами признаёте, что вас поймали с поличным.
– Кто поймал? – теряется русачка.
– Молчанова. Вы хотели ей влепить четыре, она вас заставила поставить пять. Так ведь было дело? – русачка мрачно молчит, – Ангелина Петровна права, вы позволили себе произвол. Я же давала вам регламентные документы о том, как следует оценивать работу учащихся.
– Выходит, я же ещё во всём виновата, – горестно причитает Татьяна Сергеевна.
– А что, Молчанова кричала, ругалась, плевалась, топала ногами? – любопытствует англичанка, – Нет? И что тогда получается? Вы возмущены тем, что Молчанова вежливо остановила ваш незаконный волюнтаризм?
Поджав губы, Татьяна Сергеевна меняет журнал в стойке и уходит. За ней удаляется поскучневший математик.
– Мы столько сил тратим на борьбу с завышением оценок, – качает головой завуч, – а тут оказывается, что и с другой стороны смотреть надо.
– Утверждение, что русский язык она сама на «отлично» не знает, можно расценить, как признание в собственной профнепригодности, – аккуратно вбрасывает мысль англичанка.
– Не любишь ты её, Ангелина, – тихо улыбается завуч.
10 марта, вторник.
Педагоги народ образованный и большей частью умный. Поэтому я, к своему разочарованию, чересчур быстро донесла до них мысль, что со мной связываться хлопотно и дорого. Визгу много, шерсти мало. Так что вызывать к доске меня перестали. Удручённо вздыхаю: такие возможности для порезвушек накрылись медным банным изделием. Не над всеми учителями удалось поизмываться.