Отпуск на Земле
Шрифт:
Кроме того, его раздражали многочисленные туристы, допускавшиеся на территорию парка дважды в неделю.
Они покупали входные билеты и послушной гурьбой брели за экскурсоводом; зачарованно повторяя экзотические названия, словно сговорившись, обменивались неизменными репликами:
– Вот это да!
– Не скажи - красотища-то какая...
– И чего только людям в голову не придет! Глянь-ка: обыкновенная елочка, как у нас, а рядом... как он называется? "Трахикарпус форчуна"... И придумают же!
– Ой, мама, кактус!
– Не кактус, девочка. Это - агава. В переводе с греческого
Поначалу Гиги возмущали эти, бессмысленные на его взгляд, восклицания. Утренний лес с честью носил свое имя: планета в самом деле была сплошь зеленая - настоящая природная фабрика кислорода. Высотные дома не нарушали первозданной гармонии некогда безлюдного мира. Что же могло восхищать в жалком искусственном парке, занимавшем несколько десятков гектаров и огороженном высокой стеной от мира бетона, металла, ядовитых выхлопов автомашин и раздражающего перестука поездов?
Поразмыслив, он проникся чем-то вроде сочувствия к этим пленникам городов, раз в год - на двадцать четыре или восемнадцать дней - получавшим возможность вступать в контакт с природой.
Но какой природой? Гиги вспомнил: дендрарий - от греческого dendron, дерево, - это специальный (!) сад, где древесные и кустарниковые растения высажены в открытом грунте по определенному плану (!), - и ему стало жаль землян. Ведь то, что они с наивным восторгом называли природой, было не чем иным, как делом человеческих рук. Она была искусственной - вся эта пресловутая красота! Бедные, бедные земляне, люди семидесятых годов двадцатого века, его далекие предки...
– ...А теперь, граждане, соберемся вот тут, у этой пальмы, и сфотографируемся на память о чудесном парке и прекрасной южной природе!
– В голосе благообразной пожилой женщины-экскурсовода, звучавшем до сих пор с некой таинственной сдержанностью, зазвенели повелительные нотки. Заинтересованный, Гиги наблюдал, как слегка ошарашенные этим натиском, люди покорно сбивались в плотную кучку. Энергичная черноволосая дама с персидскими глазами расставляла и рассаживала их в порядке, которого, очевидно, требовали каноны фотографического священнодейства.
– Карточка - рубль!
– весело приговаривала она, ворожа над камерой. Чуточку правее, пожалуйста... это я вам говорю, симпатичный блондин... Деньги вперед... Приготовились!..
"Интересно, - со злостью подумал в Гиги Квесе Георгий Квеселава, - как они делят между собой выручку? Ведь откровенный грабеж, иначе не скажешь!"
Он раздраженно зашагал вверх по крутой дорожке, убегая от всей этой торжествующей пошлости, свернул в боковую аллею - и словно споткнулся. На каждом из трех сросшихся, широких, как подносы, листьев кактуса, накануне остановившего внимание Гиги тем, что, поросший редкой щетиной мягких колючек, он напоминал неряшливого небритого дядьку, красовались свежевырезанные: "Миша+Фатима", "Аня", "Рита", "Коля", "Мзия" и даже "Здесь были Вахтанг и Зоя".
Гиги передернуло. Резким щелчком он отбросил погасшую сигарету; опомнившись, пристыжено нагнулся поднять - и на него налетел теплый лохматый лающий вихрь, раздались знакомые голоса.
Обиженно-радостно тараторил Илька:
– А мы вас ищем и на пляже, и где пинг-понг!.. Лапа, повизгивая,
– Какой расстроенный вид...
– Натали-Натела потянула Гиги за руку: Идемте на море!
– Перехватила его взгляд, вернувшийся к израненному растению, брезгливо поморщилась: - Какая тупость! Что это - страсть к самоутверждению? Пусть бы тогда лезли утверждаться на те скалы - там, кстати, и шею себе свернуть можно...
– Дикари, - серьезно сказал Илька.
– А еще взрослые! Ведь он живой... Бережно провел пальцем по глубокой царапине, в которой еще не застыл прозрачный сок - не успевшая свернуться живая кровь растения.
– Ведь этот кактус знаете откуда привезли?
– А ты знаешь?
– оживился Гиги.
– Расскажи, пожалуйста.
– Так ведь про это все знают!
– усомнился малыш.
– Ну хорошо, я расскажу...
Илькин рассказ о Парке и о создавшем его Старике
Этот парк - он не очень старый, ему, наверное, семьдесят или восемьдесят лет, не больше... А восемьдесят - только для человека много... Вот ворона, кажется, триста лет живет, а есть, может, и такие звери, что и тысячу... Здорово, а?.. Да, хорошо, я вам про парк расскажу.
Давным-давно, до революции еще, сюда приехал один Старик. Тогда он был не совсем старик, но все-таки уже старый, конечно, - говорят, ему лет сорок было... Он раньше далеко отсюда жил - там зимой снег, морозы, а летом жара, и болота, и комары. А у него была жена больная. У нее туберкулез был. Это сейчас его вылечивают, а раньше люди от этой болезни умирали... Человек тот очень свою жену любил, и когда доктора сказали, что ей нужно море, солнце и чтобы тепло было всегда - летом, зимой, осенью, - он все продал и сюда переехал... Он богатый был, вроде капиталиста или помещика, но хороший. Такие тоже бывали, хоть и редко, мне дедушка рассказывал... Вот как один... он даже революционерам помогал. Только я фамилию забыл... Да, вы правильно говорите: Савва Морозов!
Ну вот. Приехали они сюда, и человек этот построил для жены большой дом. В нем триста шестьдесят комнат было! Это чтобы каждый день она жила в новой комнате, где больше всего солнца... Ну, понимаете? Земля ведь вертится, и дом вместе с ней вертелся, и всегда в одной комнате было очень много солнца... И она выздоровела, та женщина! А он любил еще деревья и цветы разные, потому что от них воздух хороший и - красиво, тихо, только птицы поют, да сверчки ночью, а днем кузнечики в траве, вот как сейчас.
...У него много еще оставалось денег, и он решил вырастить здесь парк... Тогда тут все больше ольха росла, она и сейчас растет - там, наверху, где лес начинается. Некрасивая такая, и кислороду от нее мало... А он хотел, чтобы и воздух - такой, как сейчас, и чтобы красиво!
Он во всякие страны посылал людей и письма посылал - в Америку, в Японию, в Австралию... даже не знаю куда!
Оттуда на кораблях привозили деревья - разные, потому что из разных стран... И наконец получился этот дендропарк... Тот человек еще много хорошего сделал, мне дядя Карчава, который главный агроном, рассказывал, и тетя Тина Ардзинба, которая фельдшерица... Только я не все запомнил. ...Побежали теперь купаться, а? Тетя Натела, скажите ему, он вас послушается. Э-ге-гей, Лап! За мной!