Отпуск с убийцей
Шрифт:
Все же годы известности и вращения в достаточно элитных сферах наложили на него печать: он сделался в определенном смысле снобом.
Многим это нравилось.
— Сегодня поступили, да?
– решился, наконец, сосед и ждуще улыбнулся, обнажая белоснежные вставные зубы.
Невский сдержанно кивнул.
— А я тут - уже целую неделю. Превосходно! Каждый день, перед обедом, бегаю - от дома и до дуба. Видели дуб? Такой весь из себя - толстовский, чудо!..
— Где?
— Как - где?! На территории! Мне за территорией делать нечего, совсем. Я, значит, бегаю до
– Прошу не путать с Назаретовым. Меня всегда путают. Ха-ха!.. Буквы, знаете, переменяют. А я не обижаюсь. Я - Лазаретов. Бегаю до дуба, каждый день. Вы не бегаете, нет?
— Увы. И, кажется, не собираюсь.
— Жаль, - огорчился Лазаретов.
– А то бы - вместе. Да. Вас, кстати, как зовут?
— Невский. Михаил Викторович.
— Богатая фамилия. Историей пахнуло. Исключительно приятно!
– умилился Лазаретов.
— А я - Виолетта Прохоровна, - тонким голосом сказала дама, что сидела справа.
– Очень хорошо.
— Что - хорошо?
– не понял Невский.
— Вообще. Так интересно жить! Особенно теперь.
— Жить интересно, милочка, всегда!
– сварливо отозвался Лазаретов. Вот как сбегаешь до дуба.
— Дался он вам, этот дуб!.. Неужто ни о чем другом нельзя поговорить? Ведь каждый день.
— Да, каждый день! Покуда не помру.
— Илья Ефимович, ведь вы же за столом!
– страдая, возмутилась Виолетта Прохоровна.
– Зачем же портить людям аппетит?!
— Уж вам испортишь, - тихо огрызнулся Лазаретов.
Дама, что сидела справа, наконец дождалась паузы и моментально басом отрекомендовалась:
— Евфросинья Аристарховна. Очень рада познакомиться с достойным человеком. Я с детства вообще-то - Вильгельмина Хрюковна Пулярко, но знающие люди по секрету посоветовали мне имя-отчество сменить. Ну. чтобы было проще. Помните: борьба с космополитами, такое непростое время?.. А фамилия - красивая. Она осталась. Видите, как в жизни происходит?..
Невский покивал в ответ: мол, вижу и сочувствую от всей души, а сам подумал: "Проще. Ишь как завернула! Не один ли дьявол - Евфросинья, Вильгельмина! Тоже мне, сподобилась!.. И отчество какое приспособила себе взамен родного. Неужели ее папочку и вправду звали Хрюком? Вот имена дают на матушке-Руси!.. Да я б из принципа такое отчество оставил!"
— Из столицы пожаловали или как?
– меж тем задумчиво спросил Лазаретов.
— Из Москвы. Собираюсь подлечиться.
— Такой молодой - и уже в санаторий, - жалостливо молвила Виолетта Прохоровна.
Лазаретов тотчас же воспрянул духом и с готовностью раскрыл было рот, чтобы со вкусом и подробно обсудить столь занимательный и во всех отношениях поучительный вопрос, однако, к счастью, разговор на том прервался.
К их столу, так что они даже не услышали, подошла официантка с подносом.
Невский поднял глаза и тут с удивлением обнаружил, что перед ним стоит Лидочка, недавняя его попутчица.
— Ну вот. Еще раз - с добрым утром, - сказала она, мило улыбаясь.
— Да уж с добрым, это - непременно, -
– Но. как же так?..
— Что делать, - вздохнула она.
– Отдыхающих много, а подавальщиц не хватает. Не вводить же самообслуживанье! Вот и приходится помогать. А вы, небось, решили.
— Вовсе нет, - пожал плечами Невский.
Весь этот разговор Евфросинья-Вильгельмина Аристарховна выслушала с крайним неодобрением, однако промолчала.
Было ясно: эта смиренная женщина - из тех, кто блюдет нравы. Постоянно и везде, ревниво. Активистка-комсомолка старой, еще сталинской закваски. Без таких людей наш грешный мир перевернулся бы давно.
Невский - при взгляде на них - всегда испытывал благородное чувство, родственное зубной боли.
— Между прочим, мой покойный муж, - все-таки не выдержав, невпопад сказала Евфросинья Аристарховна, печально поджимая бантиком накрашенные губы, - Свистунов-Морденко - может быть, слыхали? Первую-то часть фамилии он после выбросил - звучала несолидно. Так он был казенный человек, и в общем-то - немаленький! Служил в Наркомтяжпроме, грампластинки выпускал. Вот это был смельчак! На удивление! Однажды - тайно, без начальского приказа, даже не согласовав ни с кем, не посоветовавшись!
– изготовил целую пластинку, настоящую, и на нее наговорил сто сорок восемь раз - сам, лично: "Слава товарищу Сталину!" Вот это да!..
— Ну и что?
– дипломатически не понял Невский.
— Батенька вы мой, я прямо поражаюсь вам!.. Так ведь в то время и такое - на секретную пластинку!.. Ну, а если б кто проведал? Это же геройство, редкая отвага! Я потом не знала, что и делать, как он все мне рассказал, я даже заготовила письмо на случай: мол, прошу винить кого угодно, только не его, родного. Но, бог миловал, сошло. Теперь я уж девятый год вдова, - она прикрыла веки и легонько их потерла кончиками пальцев. Но - ни-ни! Не позволяю ничего себе, - и она цепко оглядела всех сидящих за столом.
— Вы то, матушка, не позволяете, да ведь и вас никто не спрашивает! усмехнулся Лазаретов.
— Оттого-то и получается вот так, - вздохнула Евфросинья Аристарховна.
– Всюду - шуры-муры, а отваги - ни на грош! Мой покойный муж, Свистунов-Морденко.
— Ах, - сказала Лидочка с оттенком раздраженного презренья, - сколько можно?!
— Вас, голубка, и не заставляют слушать, если не хотите, - вспыхнула вдова.
– Здесь совершенно новый человек, а вот ему полезно знать.
— Полезно, - покивал, чуть улыбнувшись, Невский.
– Безусловно, так. Я уже чувствую, мне многое здесь может быть полезно.
Он откинулся на спинку стула и как будто невзначай игриво посмотрел на Лидочку.
Та, сделав вид, что ничего не замечает, со старанием смахнула крошки со стола в пустой поднос.
— Приятного всем аппетита, - напоследок ласково мурлыкнула она.
Едва Лидочка удалилась, соседи по столу немедленно взялись за дело.
Ели - сказать мало.
Употребляли подчистую - целеустремленно и не смакуя.
Ожесточенная была трапеза, без малейшего уважения к продуктам.
Ибо - заплачено, и точка.