Отпускай
Шрифт:
— Тебе только сегодня моя помощь нужна? Или завтра тоже?
— Еще не знаю. — Штайнер сильнее прижал к голове узелок со льдом. — Я так паршиво себя с операции не чувствовал. И не надо на меня так смотреть, твою мать, все иногда бьются головой. Завтра-послезавтра приду в норму.
Фастер сдвинула брови, и опустила непонимающий взгляд на мокрую траву. С какой еще операции? Когда это он успел сделать какую-то операцию, и почему эта незнакомка в курсе?
— Если бы не я, ты бы, скорее всего, умер от этого падения. — Глухо процедила та.
— Од благодарности в твою честь не будет. — Штайнер ехидно усмехнулся. —
Эмма вытаращила глаза, сцепила зубы и присела. Что значит Нейт… умер бы? Вряд ли имелось ввиду, что он сломал бы шею, потому что в момент падения незнакомка его не ловила. Фастер горько, отчужденно усмехнулась, однако губы по углам дрожали. Она могла его убить?
Отчего Штайнер мог умереть, с чего он вообще умирать собрался? Что за операция?! По спине пополз нервный холод. Откуда-то взялось его завещание, о котором по телефону говорила Белита. С чего ему вообще писать завещание? Только если…
Она сглотнула тяжелый нервный ком. Он так старательно скрывал… свою болезнь? Самый сильный и самый здоровый Нейт… был тяжело болен? Но как, и как такое можно было не заметить?! Зачастую, смертельные болезни видны. Рак на поздних стадиях, отказывающие органы… нельзя скрыть лысую голову после химиотерапий, а Штайнер словно не потерял ни одного волоска. И как эта девушка могла спасти ему жизнь? Вряд ли она врач, хотя всякое возможно.
Даже если болезнь протекала скрытно. Не было похоже, что мужчина был когда-то в депрессии или панике. Он дежурно улыбался, трепал свою «сестру» по голове, готовил еду и ходил на работу. Продолжал перманентно стоить дом. А, вечерами, зевал и говорил, что скоро их жизнь навсегда станет лучше.
— А вы помирились? — Незнакомка неловко подняла брови. — Ну, с Эммой. После твоего перфоманса с той дамой…
Фастер вновь вытаращила глаза. Она все знает?!
— Ну. — Молодой человек замялся. — Мы живем сейчас, как соседи. Но со временем, думаю, все наладится. — Он нервно бил указательным пальцем по столу, зрачки бесконтрольно скользили по скатерти. Казалось, Нейтан сам не был уверен в том, что говорил, но пытался сделать вид, что все под контролем. Пытался выдавить из себя улыбку, правда, плохо получалось.
— Понятно. — Гостья продолжила что-то нарезать, но все еще недоверчиво косилась на хозяина. — А у нее мог кто-нибудь появиться. Ты не думал об этом?
— С какой целью ты говоришь мне это? — Штайнер сжал кулак.
— Просто мысли вслух, извини. — Она понуро опустила голову.
— Мы съездим на море. — Тихо заговорил Нейт. — Отдохнем, сблизимся. Куплю ей ракушку. — Он неловко улыбнулся. — Все наладится.
Мужчина очень хотел верить в это.
Эмма обреченно вздохнула и села на цокольный карниз под окном. Все еще хочет увести на море, хочет… вернуть то, что безвозвратно растрескалось, стерлось в пыль. Она больше не мечтала о пляже с белым песком, все. Больше не мечтала куда-то съездить, остаться вдвоем. Но ком в горле все равно увеличивался, давил. Нейт, возможно, был тяжело болен. И у него не было никакой семьи. Почему-то из-за этого Фастер стыдливо опускала взгляд и ежилась. Все же… он сказал прямо, когда предал. Хотя бы… хотя бы так. Было бы намного больнее, если бы скрывал любовницу. Выяснилось, что скрывать такое вообще не в его духе, правда, были основания
За то в его духе скрывать свою слабость. Что делает человека более слабым, чем болезнь? Казалось, ничего. Эмма грустно усмехнулась, прикрыв глаза. Как он мог рассуждать? Мол, инвалид не сможет на него положиться, если узнает, что он больной? Но болеют все. В той или иной мере. И если не простудой, то… чем-то еще.
Она потерла холодной рукой висок. Гостья вновь заговорила про кошек, и продолжила рекламировать Штайнеру «маленькие теплые комочки», на что тот с печальной улыбкой качал головой.
Сидеть под окнами придется еще долго.
* * *
Смеркалось.
Нейт безучастно смотрел на… некачественный салат и пересушенные стейки. Ему казалось, что он некачественный, и что Элис пересушило мясо. Хочешь сделать что-то хорошо — сделай это сам, но сегодня Штайнер не мог. Лед из узелка растаял, и холодная вода мерно капала на льняную скатерть. Все еще кружилась голова, тошнило, хотелось прилечь, но он сидел. Грустно таращился то в окно, то на часы. Что если она… не придет сегодня? Что если он получит еще одну насмешливую СМС с фото, где его любимая сидит в чужом доме, за чужим столом?
Зубы сжимались сами собой. Вполне закономерный итог, так ведь? Сам же отказался. Сам порвал, променял на другую. Что теперь?
У входа послышалась возня, и Нейт тут же напрягся, обернулся и привстал. Девушка кряхтела, раздавался звук расстегивающейся молнии. Тело попеременно охватывала больная радость, волнение, и тут же стыд за эту радость перед самим собой. Радостно, что Эмма не уехала к любовнику, докатился.
— Добрый вечер. — Он медленно вышел в темный коридор, и тут же оперся корпусом на стену, скрестив руки на груди. Вроде бы, обычный жест, но так мужчина не пошатывался, стоя на одном месте. Не было заметно, что он не может нормально стоять. Только сидеть, или идти, как пьяный алкаш с расстройством вестибулярного аппарата.
— Привет. — Девушка тяжело вздохнула, и во тьме Нейт не мог различить её лица.
— Будешь ужинать? — Как можно более непринужденно спросил Штайнер, хотя стиснул зубы. Именно сегодня хотелось, чтобы она отказалась. Вдруг по качеству еды поймет, что что-то не так?
— Да, спасибо. — Фастер несколько раз кивнула.
Нейт нервно улыбнулся. Это хорошо, но сегодня это плохо. Какая ирония.
— Я очень рад тебя видеть. — Молодой человек неловко поднял брови, провожая девушку за обеденный стол, на котором стоял огромный букет из темно-красных роз. — А это… это тебе. В общем… извини за тот раз. Тебе нравится? — Он с надеждой всматривался в лицо Фастер, хотя видел сейчас только силуэт.
— К-красиво. — Девушка запиналась. Голос звучал отстраненно и как-то грустно. — Спасибо. Очень… очень красиво.
Казалось, Нейт слегка растерялся. Непонимающе склонил голову, но тут же кивнул. Должно быть, ей просто неловко. Неловко, оттого тот целую вечность не покупал ей никаких цветов, а тут, вдруг…
Он чуть вздрагивающими руками накладывал еду в тарелку, ругая про себя кривые куски и совсем не сочное мясо. Разложил приборы, и тут же рухнул на стул, потерев вспотевший лоб. Эмма встрянула от воды ладони, села, и принялась есть. Вроде бы, не замечала разницы. Просто ела и кивала, а после тихо поблагодарила, и отнесла тарелку в посудомоечную машину.