Отпускай
Шрифт:
Даже здесь иногда раздавался шум проезжающих мимо машин.
Мужчина с равнодушным, тяжелым взглядом вставил ключ в замочную скважину. Несколько раз его провернул, и неспешно вошел внутрь. Запах сквозняка. Может даже… тумана. Словно дом не был домом, а был заброшенным, одиноким строением.
На входе Нейт разулся. Поставил кожаные ботинки на полку, и тут же наткнулся взглядом на женские туфельки с небольшим, квадратным каблуком. Невольно вздохнул, качая головой. Туфли. Опять туфли, когда даже в балетках тяжело ходить.
Ну, за то она дома.
Молодой человек вышел в широкий,
И это не вызывало никаких чувств.
— Нейт? — В двойных дверях из светлого дерева, что вели на кухню, показалась милая девушка в коротком белом платье наподобие сарафана. В широко раскрытых глазах скользили блики, а лице легко читалось заметное смущение.
— Эмма. — Мужчина улыбнулся. — Как ты? Дошла сама? — Она неловко кивнула. — Умница. — Штайнер медленно подошел, и потрепал её по голове. Затем осторожно, легко погладил. С разницей в росте казалось, что взрослый, высокий мужчина за что-то хвалил четырнадцатилетнюю девочку. — Много раз останавливалась? Тяжело было?
— Ну... столько же, сколько всегда.
— Когда идешь на прогулку, не бери с собой тяжести, не нагружай ноги. Лучше ходить чаще, но без лишнего напряжения. И. — Молодой человек вздохнул. — Не ходи на каблуках. Никогда ничем хорошим это не заканчивалось.
— Ты все время это повторяешь. — Фастер отвела взгляд в окно. — Все было в порядке, не волнуйся.
— Я повторяю то, что тебе сказал врач, чтобы ты не забыла. — Улыбка была теплой. Покровительственной, а зубы чуть сжимались, словно Нейтан едва ли удерживался от поучений или наставлений. На бледную кожу падала темная тень, лиловые глаза медленно смыкались. Пара прядей практически черных волос упала на лицо.
— Ты будто не воспринимаешь меня всерьез. — Эмма с грустью выдохнула. — Мне приятно, что ты заботишься, но я не ребенок, Нейт.
— Я лучше буду выглядеть занудным, но напомню еще раз. Твое здоровье — это важно. — Он приобнял свою сожительницу, но тут же отстранился, и улыбка сделалась дежурной.
— Во вторник в пекарне будут конвертики со сгущенкой. Сходишь со мной за ними? Хотела набрать побольше. Еще хлеб кончится к тому времени, зайдем потом в мясную лавку. — Девушка положила ладони на плечи. Ей явно было неловко его просить, но даже несколько килограммов мяса она вряд ли донесет сама. Даже если пойдет не на небольших каблучках, а в домашних тапочках.
— Вторник. — Лицо мужчины тут же сделалось серьезным, он вновь тяжело вздохнул и прикрыл глаза. — Ничего не могу обещать. Мясо можно будет заказать, ничего страшного.
Он прошел вглубь широкой, светлой кухни. Деревянные шкафчики из березы с бирюзовыми ручками, несколько раковин, белый круглый стол с тряпичной скатертью в розовый, мелкий цветок возле окна. Становился очевидным тот факт, что дизайн дома делала женщина, но мужчину явно здесь все устраивало. Женщина, которой нравилось кукольное и светлое.
Нейт скинул пиджак, оставаясь в одной белой рубашке. Повесил его на спинку аскетичного стула, закатал рукава, и принялся мыть руки. Тяжело дыша, девушка села на этот стул, и подняла грустные
— Помочь тебе чем-нибудь? Я могу почистить картошку, приготовить кляр, или что-нибудь нарезать.
— Ничего не нужно, спасибо. — Вновь дежурная улыбка. Он не испытывал никакого дискомфорта оттого, что готовить приходилось самому. Привык, и даже полюбил это делать, однако, испытывал дискомфорт от того, что она сидела и наблюдала за его движениями. — Эмма, можно тебя попросить? Я не люблю, когда за мной смотрят. Если хочешь поговорить, то лучше позже.
— Да, да, конечно. — Она несколько раз кивнула и, прихрамывая, вышла. Штайнер чуть повернулся, проводил её взглядом, и сжал кулаки.
Ну конечно. «Все было в порядке», а на ногах опять кровавые мозоли и ранки. Когда ходишь, в основном, по дому в тапочках, любая уличная обувь потом начинает натирать. Кожа размягчается и отвыкает, а тут еще и туфли. Молодой человек закатил глаза, и покачал головой. Туфли — не для нее. Давно пора это принять. Просто принять, и смириться, а не вести себя как ребенок. Раз за разом испытывать боль, и раз за разом надеяться на другой результат.
В скором времени на кухне запахло чем-то вкусным. Мясом, подтаявшим сыром, овощами. Нейтан готовил просто превосходно, иногда Эмме казалось, что его с легкостью взяли бы работать в ресторан, если бы ему это было нужно. Она сидела у гардероба, и сжимала подол платья бледными руками. Подниматься на второй этаж слишком долго и тяжело, да и зачем, ведь скоро обед. Но и мозолить глаза любимому не хотелось, поэтому девушка просто сидела в коридоре. Сидела, и смотрела в пол. Ждала, пока он позовет.
Сердце тяжело стучало в груди. Фастер слышала, как он ходил из стороны в сторону. Как смахивал капли пота со лба. И, казалось, слышала, как он расстегивал рубашку и вешал её рядом с пиджаком. Разминал рельефное, жилистое тело, потому что слишком жарко от плиты. Дыхание девушки учащалось само собой, краснели щеки.
Самый любимый Нейт Штайнер. Самый близкий, самый родной. Единственный близкий, единственный во всем белом свете. У неё никогда больше не было никого. Вся для него. Вся, без остатка. А он... для нее.
Могла бы пойти в гостевую на первом этаже, могла бы пойти в гостиную. Однако, все равно сидела за дверью. Сидела, и нервно сглатывала.
Вскоре послышался приглушенный зов:
— Эмма! Я закончил.
— Да. — Тихо сказала она себе под нос, и встала.
Колени подгибались, и совсем не от боли. Он действительно сидел в одних брюках за столом, и протирал тканевой салфеткой нож. Кивнул девушке, и с улыбкой продавца-консультанта сказал:
— Приятного аппетита.
— Спасибо. — Эмма с благодарностью подняла глаза, пока по телу раз за разом шли мурашки. Всегда помогал. Всегда был рядом, и никогда не упрекал её за «дефектность». Чувство благодарности смешивалось с влечением, она опускала дрожащие ресницы, облизывала губы. Хотела, чтоб обнял. Чтобы прижал к себе, поцеловал. Прошло уже столько лет, но Фастер все равно смотрела на него, словно все только начиналось.