Отпускай
Шрифт:
Наверно ей было больно.
Еще как больно. Так сильно, что она упала в обморок в тот день.
Фастер нервно заворачивалась в плед, и пыталась поудобнее лечь на коротком узком диване. Нейт медленно подошел ближе, и присел рядом, где-то в ногах. Положил горячую ладонь ей на щиколотку, отчего девушка слегка вздрогнула.
— Я не знаю, в себе я, или нет. — Тихо сказал он. — Может и нет. Прости.
Буря в стакане
— Что готовишь? — Белита подняла одну бровь, глядя на напряженные мужские руки в муке. На ком идеально
— Хинкали. — Холодно ответил Нейт, отряхнув руки от муки.
— Не думала, что ты фанат грузинской кухни. — Она театрально вздохнула. — С говядиной конечно, да?
— Очевидно. Говядина, соль, перец и кинза — это классический рецепт.
— Может… с сыром попробовать? Я слышала, их еще с сыром, с грибами готовят.
— Нет. — Штайнер продолжал заниматься делом, словно не было рядом никакой Белиты. Белый свет из окон скользил по столовым приборам, что стояли в деревянной подставке, ярко освещал голого молодого человека в одних лишь черных джинсах. Пахло сырым мясом.
— Почему «нет»? — Она смутилась и, казалось, слегка обиделась. Немного опиралась на стол, одетая в деловитую юбку-карандаш и красную рубашку, словно только пришла откуда-то, хотя стрелки часов упорно показывали на семь утра. — Просто оставь мне немного теста, я сама заверну.
— Я делал теста ровно на то количество фарша, которое у меня есть. — Мужчина сжал зубы. — Ты хоть раз готовила хинкали? Нет? Тогда отойди. Не мешай, не лезь под руку, и не переводи продукты. Как ребенок, ей-богу.
— Что ты опять завелся? Вчерашнего дня тебе мало? — Девушка с яростью сложила руки на груди и прищурила глаза. — И я готовила хинкали. Знаю, как это делать.
— Тогда сделай свое тесто, приготовь какую угодно начинку, и делай, что хочешь. — Штайнер иронично поджал губы. — А, и убери потом за собой. Чтобы все лежало на своих местах, и чтобы я не мотался потом по кухне пол часа в поисках консервного ножа.
— Нейт. Ты такой отвратный. — Девушка отвела голову в сторону, и на лице действительно скользнуло отвращение. — Скажи еще записать, сколько и чего я у тебя взяла, чтобы ты потом сходил в магазин и «восполнил потери».
— Это было бы идеально. — Молодой человек достал деревянную скалку из нижнего ящика стола. На спине лежал тугой хвост из темных волос.
— Серьезно? Идеально? — Она взбешенно выдохнула. — Мало того, что ты до абсурда упорядочил окружающее пространство, что к нему прикоснуться нельзя. Мало того, что ты даже трахаться не можешь нормально, только как сексуальный маньяк… Мало того, что я терплю в этом доме еще одну бабу, так ты еще и позволяешь себе иронизировать над моими просьбами, называть меня ребенком. Я, вроде как, пришла помириться. Но тебе, по-моему, срать на это. Ну да, у тебя же хинкали. С говядиной, для Эммы, да? — Омерзение на лице все усиливалось. — Для кого же еще. Слушай, может Эмме начать еще ножки целовать? Попробуй. Если уговоришь её что-нибудь сожрать — обязательно чмокни в пяточку, в качестве похвалы.
— Угу, попробую. — Он усмехнулся. В лиловых глазах читался только ироничный холод.
— И это все, что ты скажешь? — Бел прищурилась. — Боже, с кем я связалась.
— Что-то
— Нейт. — Она тяжело вздохнула, явно стараясь взять себя в руки. — Я же пришла помириться. Извини, что ударила тебя вчера в коридоре, я просто… просто погорячилась. Просто то, что ты предложил мне — выше, блин, моих сил. Скажи мне честно. Когда ты встречался с ней. — Белита кивнула на потолок. — Она на такое соглашалась? Или ты её не спрашивал? Или ты ей не предлагал такого?
— Эмма — инвалид. — Уже на автомате повторял молодой человек. — У нас все с ней было иначе. Не сравнивай.
— Я начинаю думать, что с тобой выгодно быть инвалидом. — Бел вновь прищурилась. — Лапки сложил, и сиди. Жди, пока в пяточку поцелуют. — Вздох. — Нейт, скажи. Зачем тебе… такая срань в сексе? Извини конечно, но блин. Секс — это любовь. Ласка, и все прочее… а то что ты устроил… не знаю, как назвать. Мне кажется, к проституткам относятся мягче, чем ты ко мне. И что это за «Э»? Что, твою мать, было за «Э»?!
— Звук. Буква алфавита. — С усмешкой отмахнулся Штайнер. — Просто драйв. Мне наскучило лежать в постели и быть роботом по исполнению «супружеского долга». Я тоже хочу получить от происходящего какое-то удовольствие.
— А так ты удовольствия не получаешь, да? — Она обиженно отвернулась, но тут же сникла. Вроде как, его можно понять. — Что приятного в том, чтобы закрывать мне лицо? Сжимать его. В какой-то момент я подумала, что ты мне мое лицо оторвать намеревался. — Девушка поежилась. — И вообще, чего именно ты хочешь? Рассказал бы. Подчинения? Чтобы я подчинялась, господином тебя называла? Или что?
— Ну. — Нейт задумался. От того, что сейчас описала Бел, никакого отклика внутри он не чувствовал. — Нет. И я… не собирался тебя калечить, хватит меня демонизировать.
— А что тогда? Я могу быть госпожой, раз уж на то пошло.
— Нет. — С ироничной ухмылкой отрезал Штайнер. — Не думаю, что у меня встанет на женщину в латексе с кожаной плеткой, это будет похоже на дешевый порнофильм у меня дома. Такую хочется подбодрить и, за старания, угостить пряником.
— Ну а что? — Девушка закатила глаза. — Может ты как раз напрашивался, чтоб тебе за твои действия по щеке вдарили, я ж не знаю. У тебя длинные волосы. Мелькали мысли, что ты… пассивный, может. Может, любишь страпон, который твоя обожаемая Эмма не может себе позволить, потому что дистрофик.
В ту же секунду Нейт откинулся, и громко, раскатисто рассмеялся.
— Два пряника. За смелость надеть на себя эту штуку. — С усмешкой продолжал он. — Если бы я увидел на тебе это, решил бы, что ты хочешь расстаться. Очень необычным способом.
— Ладно, я поняла. — Бел прикрыла глаза. — Что тогда тебе надо? Давай проясним сразу. На что, извини меня, у тебя «стоит»? Чтобы в следующий раз скандалов не было.
Штайнер жутким взглядом уставился на круглые заготовки для хинкалей. Зрачки скользили по столу, и натыкались то на фарш, то на ложки с вилками, то на встроенную плиту. Казалось, мужчина проваливался в мысли, и пульс медленно учащался. Сознание раздирала одна и та же картина, которая уже несколько недель всплывала в уме, когда речь заходила о сексе.