Отпускай
Шрифт:
— Цель та же. — Раздался хриплый шепот прямо над ухом, кожу щекотало теплое дыхание. Даглас рылся в кармане, затем послышался знакомый звук рвущегося полиэтилена. Врач что-то откинул в сторону, слегка отпрянул и начал натягивать на ствол члена тонкий влажный презерватив. Осторожно обвел пальцами анальное отверстие потной, теплой пациентки и начал медленно в него входить.
— Расслабься. — Приказал тот же хриплый голос. — Будет хорошо.
Тесно. Больно. Но если расслабиться, боль отпускала. И вновь это чувство, пошлое, омерзительно приятное и тяжелое.
Что
* * *
Он предлагал остаться в больнице. Хотел выделить на ночь палату, и расстроился, когда Эмма отрицательно покачала головой. Расстроился, хотя все понимал. Тут же прибежит с разборками её «братик», который никак не смирится с мыслью, что у «сестры» другая жизнь.
Что у него самого уже другая жизнь.
Капли падали с неба. На ватных ногах Фастер тащилась к дому, и уже не понимала, зачем. Нейт, который её бросил, трахает сейчас ту, которая ему по душе. День за днем она слышала их стоны, но сейчас, как ни странно, немного полегчало. «Терапия» работала, хотя девушка вспоминала её с неловкостью. Со стыдом.
Сердце рвало на части. Почему «второй мужчина» — это так непривычно, туго, тяжело и неосознаваемо? Второй. Новое настоящее, ближайшее будущее. Нравился, но сердце все равно рвалось на части. Хотя, вроде бы, стало легче. Тогда почему рвалось?
Тьма в коридоре. Тишина. И никаких Нейтов, ни одного. Она надеялась, что так будет, и сегодня ей повезло. Может, ей повезет еще больше, если они с Белитой уже закончили свои «дела» за стеной, и от страстных криков можно будет отдохнуть. Они уже даже не причиняли боль, просто утомляли. Не давали нормально выспаться, хотя на узком диване это и так было проблематично.
Все же доктор Даглас был прав. Вытравить из души первого мужчину не так-то просто, даже если он давно морально «брат», и даже если его новая девушка вызывает лишь унылый вздох. Все равно он обитает где-то под коркой, дает сильный подзатыльник стыда, когда Фастер представляла ласки другого мужчины. Стыда и горя.
Под коркой червь.
Она, едва переставляя ноги, поднималась наверх. К счастью, теперь для этого ей не нужен живой костыль. Снисходительный и жалостливый.
«Тебе нужно было, чтобы я тебя трахнул. Всегда. Плевать при этом, какое у меня настроение. Плевать даже на то, что я никогда не лез к тебе сам. Или ты этого хотела? Конечно ты хотела. Ты слюни на меня пускала.»
«Неблагодарная дура. Как можно быть такой упертой дурой? Беспомощная неудачница. Еще отказывается, кичится, воротит нос. Чем ты пыталась похвалиться вчера? Тем, что осилила три ступеньки?»
«И опять эти туфли. Туфли, ты еле ползешь. Для кого это? Ну для кого, скажи?! Кто на тебя смотрит в этих туфлях?! Какой смысл ходить на физио, когда у тебя заботы о себе как у овоща?!»
«Не заставляй меня произносить это вслух. Между нами все кончено, Эмма. Прошу, возьми себя в руки, и смирись с этим. Я буду помогать, но на этом все. Не надо сцен, или истерик. Никому
«Эмма. Вечера вечером я изменил тебе.»
Девушка горько усмехнулась себе под нос.
Темная комната пахла пылью, но свет хозяйка не включала. В ночи делать все наощупь, переодеваться и ложиться было куда уютнее. Куда менее одиноко, словно окружающее пространство было камерным, располагающим, милым.
Взгляд упал на тумбу, и Фастер рефлекторно вздрогнула. Небольшой, цветастый кубик лежал, откидывая длинную тень из-за случайного света из тусклого окна. Кубик Рубика.
Она прищурилась и нервно сглотнула. Взяла холодной рукой головоломку, повертела её в руках. «Зачем ты рвешь мне душу, Нейт?» — одними губами сказала Эмма, глядя вниз. Затем дрожащей рукой отложила его на место, и стала заворачиваться в холодный колючий плед. Уже привыкла спать на коротком узком диване. Привыкла.
Сами собой сжимались зубы и намокали ресницы. Нужно срочно съезжать, начать жизнь с чистого листа. Заново. Стать счастливой, хотя бы немого.
А прикосновение детской головоломки как кипяток жгло руку.
Она не видела, как в глухой тени от шкафа неподвижно стоял высокий мужской силуэт, опираясь на холодную стену. Как смотрел сквозь вязкую тьму жуткими, лиловыми глазами.
— Мы всегда будем вместе?
— Всегда.
— Обещаешь?
— Клянусь.
Первый приз для самого умного и красивого
— Раздевайся.
Эмма прищурилась и нервно выдохнула, глядя на высокий темный силуэт «брата», который застыл в дверном проеме. Сжимая в руках плед, склонила голову. Опять полуголый. Сколько можно уже? Неужели термоневроз его настолько замучил?
— Нейт. Мне это надоело. — Меж бровей пролегла заметная морщинка.
— Сочувствую. — Словно робот отчеканил он. — Раздевайся, это необходимо. — Штайнер достал телефон, и указал на цифру в календаре.
— Тогда выйди. — Фастер медленно поднялась, отводя отчужденный взгляд в окно, из которого струился белый свет. Иногда мимо проносились птицы.
— Нет не выйду. Ты можешь мне соврать о результате, такое уже было. — Мужчина медленно подошел, и поставил перед ней электронные весы. — Раздевайся. Если тебе неловко, я отвернусь, но я должен видеть результат.
— До старости меня будешь взвешивать? — Сквозь зубы процедила Эмма, нехотя вылезая из ночной сорочки.
Не отстанет ведь.
— Да. — Как ни в чем не бывало ответил Штайнер.
Она вздохнула и закатила глаза. Захотелось сказать, что рано или поздно у неё появится муж, который вряд ли захочет, чтоб его жену взвешивал какой-то мужик, даже если названный брат. Муж, который если посчитает нужным, сам её взвесит. Отчего-то теперь Эмма была уверенна, что он появится. Рано или поздно, и на Нейтане Штайнере свет клином не сошелся.