Отрада округлых вещей
Шрифт:
Я заметил, что у Шойха по имени Алекс что-то торчит под мышкой. Это был фотоальбом.
— Ну и как, узнали что-нибудь?
— Все так изменилось, — посетовал я. — Но как мило с вашей стороны, что вы позволили мне всюду… Скажите, в саду вы многое поменяли?
— Мы хотели еще вот что вам показать, — объявил господин Шойх, махнув рукой на фотоальбом у брата под мышкой.
— Его оставила старушка Цузер, — сказал Алекс.
Братья рассмеялись.
Мы вернулись в гостиную. Господин Шойх прикрыл за мной дверь на террасу.
— Уже холодает, —
— Ну, хорошо, большое спасибо, — проговорил я.
— Sorry, что опоздал, — сказал брат. — Еще раз, скажите, пожалуйста, так в какой комнате вы жили?
Он положил руку мне на плечо.
— Да там, наверху. В одной из детских. Но я уже давно злоупотребляю вашим тер…
— Нет-нет, ничего страшного, — заверил господин Шойх.
Я сердечно поблагодарил обоих братьев, кивнул в знак признательности и женщине и сделал несколько шагов по направлению к двери. Одновременно, незаметно опустил руку в карман взятого напрокат костюма и обхватил рукоятку «Станмастера-500». [21]
21
Электрошокер.
— А вот взгляните-ка на это, — стал вдруг настаивать Алекс. — Может быть, узнаете что-нибудь? Вот так выглядели ворота до того, как мы сюда въехали.
Я склонился над фотографией и кивнул.
— Да, немного похоже на то, как мне запомнилось. Впрочем, не уверен, память меня теперь иногда подводит.
— Видишь? Память его иногда подводит, — сказал господин Шойх Алексу.
— Да, старая история, — согласился Алекс и перевернул страницу. — А вот это не узнаете?
— Нет, это совсем не узнаю.
— Да уж, — протянул Алекс, покачав головой.
Со своего места я мог бы с легкостью дотянуться до его шеи, думал я. Контакты «Станмастера» уже поизносились, пришлось бы бить сильнее, а это создавало дополнительный риск. Я покосился на господина Шойха. Тот держал в руке тяжелый карниз для занавесей. Вероятно, таким можно было проломить череп носорогу. Однако господин Шойх сделал вид, будто раздосадован, что эта штука случайно попала ему в руки, и поставил его рядом с собой в угол.
— Может, присядете и еще посмотрите фотографии? — предложил Алекс, протянув мне альбом.
— Знаете…
— Впрочем, может быть, вас это слишком расстраивает?
— Нет-нет, — запротестовал я. — Это так любезно с вашей стороны.
— Он больше ничего не узнаёт, — констатировал господин Шойх.
В это мгновение ко мне подошла фрау Шойх. С тарелкой, на которой лежал кусок торта. Темножелтого цвета.
Мы сидели на диване. Я держал в руках фотоальбом, и в голове моей кружилось и вертелось одно единственное слово: «непрофессионально». Держать в руках и перелистывать фотоальбом было непрофессионально. Угощаться предложенным тортом было непрофессионально.
— Кстати, — спросил Шойх, — в какой из верхних комнат вы жили?
Я
— Окна выходили на улицу или в сад? — стал подсказывать мне Алекс.
— В сад, — произнес я, как будто это только сейчас мне вспомнилось.
Братья переглянулись.
— Точно, вы же только что были в саду, — сказал Алекс.
— Знаете, показать вам вашу бывшую комнату будет не так-то просто, — признался господин Шойх. — Я вовсе не хочу вас обидеть, господин Ульрихдорфер, простите, Ульрихсдорфер, но дело в том, что теперь там живет Иеремия. Мы меж собой зовем его Джерри.
— О, ничего страшного, — принялся уверять я. — Мне просто хотелось еще раз увидеть свой бывший дом. И он оказался совсем не таким, как запомнился.
В прошлом, прибегая к подобным, несколько укоризненным, формулировкам, я не раз добивался успеха. Но сейчас все было тщетно.
— Слушай, но мы же можем его попросить, — предположил брат.
Господин Шойх склонил голову к плечу, потом потряс ею:
— Нет, это только выведет его из равновесия.
— Да-да, это верно, — согласился Алекс. — Но он, — Алекс показал на меня большим пальцем, — пришел в дом своего детства, он волнуется, и не может зайти в свою бывшую комнату, даже на секунду. Возможно, будет лучше, — с этими словами он тронул меня за плечо, — ему об этом сказать.
Какое-то время все молчали. Я заметил, что тарелка с тортом теперь стоит на полу, прямо у моих ног. Не помню, чтобы я ставил ее туда.
— Ваш сын нездоров? — спросил я.
— Наш сын? — переспросил господин Шойх.
— Он был добрый мальчик, — сказал Алекс.
— Нет-нет, — возразил господин Шойх. — Там наверху живет Иеремия. Он лишился пальца.
— Пальца?
Господин Шойх с братом переглянулись. Решение они приняли безмолвно. Господин Шойх вздохнул, поднял руку и показал мне средний палец, fuck you.
— Не пугайтесь, — успокоил он. — Вот этого. Вот этого пальца у него нет. Видите?
— Да, это было ужасно, — вставил брат. — Не только сам факт, что он лишился пальца, но и то, как это…
— Послушай, я же сказал, не знаю, надо ли посвящать постороннего во все эти подробности, — перебил его господин Шойх.
— Раз уж мы начали, — заявил брат, — то должны и… Иначе это нечестно, ведь так? — И тут он обратился ко мне:
— Он отгрыз себе палец. Потихоньку, помаленьку.
— Потихоньку, помаленьку?
— По тому, как ты это описываешь, получается, будто палец у него каждый раз отрастал заново, — запротестовал господин Шойх.
— Я хотел сказать, что он это сделал не сразу, — со смехом поправился Алекс. — Не в состоянии аффекта, а годами, медленно, непрестанно и неустанно.
Он сделал жест рукой, словно режет что-то невидимое на тоненькие кусочки.
— А как он это сделал? — спросил я.
— Как сказать… По маленькому кусочку, исподволь, раз за разом.
— И все это именно в вашей бывшей комнате, — подчеркнул господин Шойх.