Отравленная роза
Шрифт:
– Аллегра, успокойтесь, выслушайте.
Дрожь витала по воздуху, девочка скукожилась, осунулась, сжалась в комок в гулком отчаянии.
– Ваша кровь в больших дозах превращается в яд – исследования Лорда привели к такому выводу.
Она резко развернулась к камину и уперлась теперь уже обеими руками в полку и затихла. Ее кровь начинает доминировать в чужом теле, неизбежно разрушает организм, действует, в первую очередь, на нервную систему, опыты проводились на магглах, и всех их сначала парализовало, а потом человек превращался в растение и умирал. Эту информацию Малфой узнал только сегодня. Он смотрел на перепуганного ребенка, боящегося потерять единственного близкого человека. Тишина,
~~
Не могу поверить, как такое возможно? Как могло случиться, что я роняю слезы из-за того, кого презирала в последнее время, старалась выкинуть из жизни? Смерть – самое страшное, что может случиться с человеком, когда это смерть близкого человека, гибель отца… Мы начинаем понимать ценность той или иной вещи, когда теряем ее, или судьба неизбежно ведет к этому. Горечь, невыносимая боль окутала с головой, погрузила в недра памяти. Плачу, потому что люблю отца таким, какой он есть, родителей не выбирают. В голове возникали неподдающиеся объяснениям воспоминания: как Амикус дул на пораненную ногу девятилетней дочери, упавшей с лошади, как он искренне восхищался моими талантами в фехтовании, как проводил со мной ночи у кровати, когда я серьезно болела. Все это стерлось в воспаленном мозгу и всплыло только сейчас – грустной благодарностью, щемящей раной на сердце. Доброе детство забылось под гнетом неминуемого будущего, я выросла, все изменилось, мои игрушки заменили книги, а разум затуманился нежеланием принятия начертанной статусом жизни, а затем знания жестокой правды о предстоящем служении Лорду. А теперь тот, кто воспитывал меня по своему невыносимому образу и подобию умирает, и я ничем не могу помочь, бесполезная паршивая дочь…
Кулаки сжались добела и с силой стукнули по глухому бесчувственному мрамору камина. Нет, я не могу остаться одна…
– Аллегра, – послышался голос совсем близко.
Я слаба, неужели не можешь понять? Ты видишь ужасную слабую девушку, эмоционально неустойчивую, ранимую, уходи… Люциус был совсем близко, я ощутила крепкую руку на здоровом плече, неуловимую тень сострадания, которое ненавидела всей душой.
– Я могу увидеть его? – немного сдавленный голос.
– Я полагаю, да, его перевезли в ваше поместье.
– Там есть кто-то? – безжизненно спросила я.
– Да, там только Лорд.
~~
Аллегра обернулась, глаза были красны, но слезы сдерживались, и Люциус не мог понять, отчего она так упорно прячет себя настоящую, ранимую, хрупкую, почему ставит фасад жестокости и безразличия, что пытается доказать, а главное: кому? Его рука уже не успокаивала её уставшее плечо, но Люциус не понимал, почему так сильно хочет успокоить, поддержать, не может злиться долго, не ругает больше. Он не должен был повышать на нее голос вначале, а сказать все сразу по приходу, не имел право на черствую гордость, он обязан был сдержаться во имя элементарной вежливости, уважению к горю. Глупец, бестолковый гордец, он просто не прав…
Все было так просто: вернуться в свой дом, место где я выросла, чтобы в последний раз увидеть отца, забыть о всех предрассудках, подчиниться воле разума, сердца, проститься… Светлая гостиная в лучах утреннего солнца забылась во мраке скорби. Я шла по коридорам впереди Люциуса, встречая сожалеющие взгляды картин родственников, погибших предков, чья экспозиция пополнится вскоре еще одним. Род Кэрроу прерывается на последнем наследнике мужского пола, хотя все может сложиться иначе, я никогда не выйду замуж, потому что это не является целью, всё равно фамилия умрет вместе со мной…
Тишина дома угнетала, давила звенящей пустотой, неживая атмосфера обосновалась плотно, нерушимо. Спальня отца… Дверь казалась вратами в загробный
Амикус бездвижно покоился на своей кровати, укрытый теплым одеялом, его волосы поседели, а лицо осунулось, он стал стариком в момент. Чертов аврорат с их заклятиями… Ненавижу… Волан-де-Морт стоял у окна, рассматривая гнусный пейзаж ни к месту, он уже, наверное, рассказал, что его никчемная дочь жива и здорова, пряталась все это время по углам, как какая-то крыса, боящаяся стыда, опороченной невинности, дерзнувшая присягнуть Лорду во имя глупой мести и такой же безумной любви… Взглянуть в лицо совести… Удушье за ошибку, разделившую нас глухой стеной, обвинить только себя за бесшабашную страсть, жажду. Темные круги под глазами отца, Великий Мерлин, как он плох! Я упала на колени перед кроватью, взяла его руку, прижав к груди. Холодная. Его била дрожь, страшная могильная предсмертная агония, вытягивающая силы боль. Не думаю, что Волан-де-Морт мог обидеться за полное игнорирование его присутствия. Не склониться для ритуального поцелуя мантии, ведь каким бы темным волшебником ни был, он тоже человек, должен понять… Амикус открыл глаза, почувствовав мою ладонь.
– Девочка моя… – хриплый шепот, он едва не закашлялся.
– Я здесь, отец… – слова давались с трудом, я смотрела в уставшие глаза, готовые к последнему вздоху.
Он увядал, кожа натянулась на кости, образуя впалые щеки, потускневшие засохшие губы. Отец отнял руку от груди и приложил к моему лицу. Я помогла, поддерживая ослабевшую конечность.
Улыбка, давшаяся с трудом….
– Ты пришла…
Нам было все равно, что в комнате находится самый страшный, опасный человек и его правая рука, сейчас были только дочь и отец, не замечающие внешнего мира.
– Аллегра, ты жива, с тобой все в порядке…
– Прости меня, я была так глупа… – шепотом произнесла я, целуя его руку и снова прижимая к своему лицу.
По щекам потекли слезы пережитой глупости, беспочвенной разлуки и горького отчаянья. Ничего не изменить, я опоздала… Своенравная девица, бросившая отца, осознавшая все лишь на его смертном одре. Безжизненно, невыносимая пустошь на душе, невыносимая ненависть к самой себе…
– Не плачь, – он пытался говорить жизнерадостно, поддерживая, хотя умирал он, а не я. – Я рад, что вижу тебя, рад, что Люциус заботился о тебе все это время. Глупая маленькая девочка, ты стала самостоятельной…
Они все сказали ему, это просто ужасно, еще сильнее чувство вины придавило к уже почти осязаемой гранитной плите. Как просты оказываются решенья и глупы ошибки пред гибели чертой, что все сущее тленно, бессмысленно и смертно… Самые гнусные деяния становятся мелочами жизни, незаметными отблесками замшелой черноты на нити жизни. К чему войны, слава, почести, любовь и месть, ведь все сводится к одному рано или поздно… К неизбежному, к безжалостной погибели, не считающейся с человеческими существами, с их проблемами, счастьем и желанием жить.
~~
Аллегра была подавлена, уничтожена, разбита, она просидела с отцом последние отведенные всевышними силами часы, минуты. Темный Лорд и Люциус вежливо удалились, оставив их наедине. Лишь редкие всхлипы нарушали умиротворенное, готовое к смерти хозяина поместье. На последнем издыхании Амикус позвал всех собравшихся для последнего слова. Он задыхался в предсмертной агонии, мокрый лоб, а дочь сидела рядом на полу, съежившаяся, несчастная, теряющая близкого человека. Красные глаза и нос превращали ее в слабое, маленькое существо.