Отравленная страсть

Бакшеев Сергей

ГЛАВА 10

Дверь в общежитие открыл Франц Оттович. – Разве так можно, молодой человек? – встретил он меня изумленным возгласом. – Вы совершенно мокрый.

Я равнодушно посмотрел в небольшое зеркало на стене. Мокрые волосы прилипли ко лбу, на оттопыренных кончиках дрожали капли. Рубашка потемнела, обхватив неровными складочками грудь и плечи. Тусклый взгляд, обращенный внутрь, с трудом возвращался из глубин переживаний.

– Давайте я вас чаем напою,

а лучше сразу переодеться. Ведь вам, наверное, холодно? – суетился старый вахтер, доставая вторую чашку.

Я плюхнулся на дерматиновый диванчик рядом со столиком вахтера. О чем он спрашивает? Холодно? Рука стряхнула брызги с волос. Ладонь прохладная, нос тоже, но внутри полыхал обжигающий огонь ревности.

– Мне не холодно. Мне больно, – обреченно брякнул я.

– Та-ак… По-моему, я понимаю. – Франц Оттович пытался что-то разглядеть на моем пустом лице. – Это из-за Женечки?

– Вы ее знаете? – удивился я.

– Я слышал только ее голос. Но этого достаточно.

– Почему девушки влюбляются в старых козлов? – вцепился я ожившим взглядом в вахтера.

– Ну, это вы, Тихон, хватили. Чай пейте. Вот и варенье. Из крыжовника. Прошлогоднее еще осталось. Скоро будем новое делать. – Франц Оттович придвинул мне чашку и блюдце с вареньем. – Так кого вы считаете старым козлом? Человека вроде меня?

– Нет, что вы, Франц Оттович, – спохватился я. – Я не про вас. Я другого имел в виду. Ему лет сорок пять – пятьдесят, наверное. Но ей-то всего двадцать!

– Ну, сорок пять – это для мужчины не возраст. А что касается вашего вопроса, так девушки чаще всего ждут, чтобы их выбрали. Так природой заведено. Активность проявляют самцы. Естественный отбор по теории Дарвина. Изучали, надеюсь, такую? Пассивные самцы вымерли, не оставили потомства. А самочки должны быть красивыми, чтобы активные самцы на них обратили внимание. На первом этапе девушки обычно приглядываются и позволяют себя любить.

А задача мужчины – влюбить ее в себя. Влюбленная женщина совсем не то, что просто любимая. Попомните мои слова.

– Любимая, влюбленная, – я вслушивался в новый смысл заезженных слов и, кажется, понимал старика. – А как ее в себя влюбить?

– Вот, видите, в чем недостаток молодости. Вы еще не знаете, как это делается. А опытный мужчина, если он добрый и щедрый и по-настоящему любит, добьется взаимности очень быстро.

– Ну, он же… некрасивый.

– С чего вы взяли?

– Седой уже.

Ладонь вахтера прошлась по белому ежику волос, губы усмехнулись.

– Это не столь важно.

– А что важно?

– Отношение к женщине.

– Отношение… – Я хлебнул чай, попробовал варенье. Кисло-сладкое, в самый раз. И тут же вырвалось: – Но я же люблю ее!

– А в чем это выражается?

– Я хочу ее, – выдохнул я и отвел глаза.

– А до встречи с ней вы никого не хотели?

– Почему? Да я… почти всегда хочу.

– Значит, вы всегда влюблены?

– Нет.

Это на уровне физиологии.

– Вот именно. Гормоны, мужские гормоны играют. Так, может, и сейчас у вас не любовь, а так…

– Нет, сейчас совсем по-другому. Я все время о ней думаю, я… я сгораю от любви.

– Или от ревности?

– От ревности тоже, – согласился я. Вахтер усмехнулся:

– Этим молодежь и отличается от стариков. У вас – огонь, у нас – пепел. Эх, пойду-ка я за водичкой схожу. Ночь еще долгая впереди.

Он взял чайник и заковылял по коридору.

– Франц Оттович, давайте помогу, – запоздало предложил я.

– Нет, мне все одно в туалет надо. Ты за дверью пока пригляди.

– Хорошо. Не беспокойтесь.

Оставшись один, я вспомнил разговор Калинина по телефону с неким Петром Кирилловичем. Левые автомобили. Вот, оказывается, как делают деньги чиновники. Калинину угрожали, ссылаясь на Отара Тбилисского. А фамилия погибшего Андрея – Воробьев. Много нового я узнал из случайно подслушанного разговора. Надо записать, пока не забыл.

Я взял маленький листочек со стола и написал: «Отар Тбилисский. Андрей Воробьев. Петр Кириллович». Хотя фамилия Калинина и без того слишком хорошо врезалась мне в память, я приписал и ее.

Из коридора послышались шаги вахтера. Объяснять свои записи постороннему человеку не хотелось. Я торопливо согнул бумажку и сунул в кошелек. Как только старик включил чайник, я поспешил распрощаться.

Утром меня разбудил стук в дверь.

– Заколов, вас к телефону, – услышал я голос Франца Оттовича.

Меня как пружиной подбросило с кровати. Женя! Я напялил штаны и стремглав пронесся по коридору. За спиной затихал хриплый голос вахтера:

– Я уже собрался уходить, а тут звоночек. Вас…

Меня умиляло, что семидесятилетний человек ко всем студентам обращался на вы. Он еще что-то объяснял, но я уже схватил трубку:

– Женя! Привет!

Трубка дышала тишиной. Я различал даже звук разлепляющихся губ.

– Привет, Заколов, – раздался в телефоне неуверенный голос. – Но это не Женя. Я – Ирина. Глебова.

– Да. Ира. Здравствуй. – Я вмиг стух, словно из меня выпустили пар, и попытался оправдаться: – Тут мне неправильно сказали…

– Ничего я не успел сообщить, – шипел рядом недовольный вахтер. – Евгению я бы узнал.

– Быстро бежал, почти летел. Отдышался? – иронично поинтересовалась Ирина. Затем в ее голосе проявились твердые нотки преподавателя: – Я вот к тебе по какому вопросу звоню. Не мог бы ты сегодня подучить меня водить машину?

– Да, конечно.

– Сегодня суббота. У тебя, наверное, какие-то планы?

– Нет. Никаких планов, – промямлил я.

– Когда сможешь приехать?

– Могу сейчас.

– Приезжай. Я жду.

– Хорошо.

Возникла пауза. Никто не клал трубку.