Отражение в стекле
Шрифт:
– Всегда пожалуйста, дай уже свой галстук! – сколько её помню, она ни разу не могла держаться смирно больше двух минут. Такое ощущение, будто из неё не может выветрится эта детская активность.
– Что тебе ответили в галерее?
– Сказали, что позвонят завтра. Я всё ещё думаю, что это плохая идея.
– По крайней мере, мы квиты. Я тоже не хочу ехать на съезд писателей, а уж тем более отвечать на вопросы журналистов.
– Эти журналисты тебя
– Он испугался дяди Вани? Этот вопрос таинственнее, чем вопрос о том, в чём они копаются, чтобы найти хоть какую-то информацию о моей личной жизни.
– Они копаются в твоих книгах.
– Тогда я им сочувствую.
– Артём!
– Что? Если это раннее творчество, то я им серьезно не завидую. Да даже сейчас я пишу посредственно, по сравнению со Стружкиным.
– Стружкин пишет статьи. Это его работа – стрелять колкими словечками так, чтобы каждый читатель чувствовал его настрой.
– Когда он уже уйдет на пенсию… – я подрегулировал галстук так, чтобы он меня не душил, поправил карман и отвернулся от зеркала в прихожей. – Как я выгляжу?
– Как будто мы снова отмечаем первый год совместной жизни.
– Так ты ещё помнишь? Тот парень был забавный, между нами.
– Он был забавный, но если я увижу его в следующий раз, у него будет на пару зубов меньше.
– С такими темпами я буду сверкать в статьях газет. Уже вижу в первой колонке «Девушка популярного писателя избивает его читателей»,– по моему лицу медленно поползла издевательская усмешка.
– Когда я уже перестану удивляться тому факту, что ты не повзрослел ни на йоту?
– Тогда же, когда я перестану удивляться тому, как писательство отлично сохраняет во мне умение ребячиться.
Марго не злилась. Она, кажется, разучилась злиться в какой-то момент. Зато её умиляла вся эта ситуация с выставкой и моей нерасторопностью. Пожалуй, самое сложное – смириться с тем, что ты для неё – очень большой ребенок. Очень большой и чрезвычайно странный ребенок с личным приглашением на самое масштабное литературное мероприятие в стране, куда кого попало не приглашают.
Вообще, я давно заметил за собой эту ноту самолюбия в голове. Это всегда пугает меня: становиться самовлюблённым не входит в мои планы, я могу завоевать доверие редакции одной лишь наглостью, которую не скроет никакая другая черта характера. И Марго это знала; знала и всё же осталась со мной, когда эта наглость стала проявляться почти во всех вопросах, касающихся совместного времяпрепровождения. Если мне что-то не нравилось, я говорил и всё приходило к компромиссу, светлым мыслям и какой-то уж слишком идеальной жизни. Правда эту идеальную жизнь омрачала тень столицы, где и люди другие, и пробки длиннее, и люди в конторах сидят злые, требовательные и жадные.
– Не забывай, что тебе ещё этой ночью ехать, – в голосе Марго отражалось волнение по этому поводу. Ей казалось не так важно, как часто я езжу домой, в то время как я видел в этом почти жизненно важную потребность.
– Ты точно не заскучаешь тут? Я могу отменить поездку в случае чего.
– Артём, у меня конец сессии и бесконечный спор с директором галереи. Мне будет некогда отдыхать.
– Обещай, что позвонишь в случае проблем с учёбой.
– Шутишь? Когда в последний раз у меня были проблемы с учёбой?
– Около месяца назад, если память не подводит. Ты отказывалась идти на пары потому, что на улице жарко.
– Дело не в учёбе, а в жаре!
– Думаешь, я так же не говорил, пока учился на психолога? Тоже на втором курсе, к слову.
– Знаешь, мне иногда кажется, что лучше бы ты в итоге доучился на него. Мы бы могли остаться там, а не переезжать.
– Я тоже скучаю по старым денькам, но мы же оба понимаем, что порой приходится идти на жертвы ради чего-то.
– Да… это и грустно.
Марго повернула голову на нашу библиотеку, куда ставилась любая интересная книга. Мои книги я специально не оставлял дома, а отдавал друзьям, которые их не покупали, так как принимали участие в оценке черновиков и уже тогда знали, что сюжет получится захватывающий. И хотя я никогда не верил в то, что это действительно так, они мне не врали – почти все книги расходились, подобно горячим пирожкам.
– Я вспомнила тот день, когда ты пришел после пропажи… я думала, что никогда тебя не увижу.
Неудивительно, что она помнит этот день: даже я помню всё до последней детали, спустя два года, переезд в столицу, беготню туда-сюда и прочие хлопоты. Кажется, это имеет огромное пятно на моей жизни – эти три дня были слишком не такими, чтобы так просто забыть об этом.
– Почему-то было странно тебя видеть спустя три дня и почти неизменившегося. Одежда, лицо, глаза: всё было таким же, я решила, что сплю и вижу твой призрак. А потом открыла, – обычно, она останавливала рассказ на предыдущей фразе, но сегодня, кажется, какой-то особенный день, не иначе. – Ты был такой бледный, потерянный и уставший…
– Не надо. Просто не стоит тормошить прошлое, когда впереди важное мероприятие. Ты ведь заказала такси?
– Конечно! Я это сделала ещё пятнадцать минут назад.
– Хорошо.
Иногда в процессе ожидания это молчание всё-таки проскальзывало. До сих пор не могу понять, связано ли это с мыслями друг у друга в голове, или я действительно ужасный собеседник. Впрочем, возможны оба варианта, жаль только, спросить не могу.