Отражение звезды
Шрифт:
Охчай вышел навстречу казакам. Низкорослый, с хитрым прищуром, в лисьей дохе до земли. Пот ручьем катился по широкому лицу с глазками-щелочками и высокими скулами. Но Охчай держал себя важно, как и подобает старшине рода. Махнул рукой, и женщины расстелили на траве войлочные ковры. Принесли бурдюк с айраном, расставили пиалы. Казаки расселись полукругом. Несмотря на жару, к айрану никто не притронулся. Рассматривали настороженно друг друга, следили за каждым движением.
Охчай и второй башлык – Шолго, в овчинной шубе мехом наружу, – устроились напротив. Приняли важный вид, но тоже тревожно
Мирон начал беседу подчеркнуто миролюбиво, не спеша, давая Силкеру возможность переводить все слово в слово. По правде сказать, князь не слишком доверял кыргызу, хотя тот и выказывал ежечасно свою преданность. По этой причине приказал Никишке сесть рядом и слушать в оба уха, что толмачит Силкер: не привирает ли, не искажает ли сказанное Мироном. Но Никишка пока помалкивал. Кыргыз довольно ловко справлялся со своими обязанностями.
– Слышал я, в твоем роду охотники добрые и скота много? – спросил Мирон Охчая.
– Охотники совсем дурные, скота вовсе мало… Утонуть мне на берегу, пусть дохлый ворон глаза выклюет, если говорю неправду, – скривился Охчай. – Духи леса шибко осерчали. Зверь от нас в другие места откочевал… Кормиться ему нечем. Кедровая шишка второй год не родится, солнце траву выжгло. Скота тоже убавилось. Медведь давит, рысь давит, росомаха и та на телят бросается… Худо совсем, Ах орыс [39] , однако, помирать зимой будем…
– Вы ведь ясак Чаадарскому улусу платите? – Мирон обвел взглядом башлыков. – Знаю, по десять соболей с лука. Я возьму меньше, по три соболя. К тому же муки дам, толокна…
39
Досл. – белый русский.
Башлыки переглянулись, а Охчай завел старую песню:
– Ой, плохо совсем! Нечем ясак платить. Я в Чаадар едва половину ясака собрал. Многие мои люди побиты, Ах орыс, а иные сами померли. Коли вру – не встать мне с этой земли!
– За прошлый год, Охчай и Шолго, – нахмурился Мирон, – вы недодали в Чаадарский улус по шесть сороков соболей да под три тысячи шкурок беличьих, бобровых, лисиц черных и рыжих. Надумаете русскому царю шертовать, то ясак никому не позволю с вас тянуть. А положенный мною урок платите сполна.
Башлыки вновь переглянулись. Судя по их лицам, всезнайство Мирона сильно их удивило.
Охчай жалобно скривился:
– Все с наших родов дань брать хотят. И мунгалы, и ойраты, и кыргызы. Бьют почем зря, коли соболя не дашь. Дерут ясак и за старых, и за увечных, и за мертвых. Соболей отбирают с пупками и хвостами, лисиц с передними лапами, а мы те пупки, хвосты и лапы продаем торговым людям да с того сыты бываем… Коли ни во что ставишь мои слова, Ах орыс, – рви мое дыхание!
– Не будет вам притеснений от русских, если хорошо служить будете, – Мирон махнул рукой, чтобы поднесли вино и подарки. – От ясака освобожу и вас, и ваших близких родичей. Кормите моих казаков, которых пошлю за сбором ясака. Кормите и берегите, за то и вас будем беречь. В обратный путь посылайте с казаками провожальщиков от стана к стану, от юрты
Никишка налил полную чару вина, бросил туда золотой. Подал ее Охчаю.
– Пей! – приказал Мирон. – И слово дай, что будешь русскому царю без обмана и воровства служить.
Охчай отхлебнул вина, передал чару Шолго. Тот отпил и глухо пробормотал:
– Хан орысов далеко! А нам где спасение искать, когда мунгалы придут, пал по лесам пустят, если ясак давать не будем? И Светлая Луна не пощадит, когда узнает, что мы орысам шертовали. Кожу с живых драть будет.
Мирон усмехнулся.
– Светлая Луна и без того с вас шкуру драть будет. Много ясака вы ей недодали. А шерть приняли, значит, под защиту русских встали. Я сказал: обижать своих данников не позволю. Оружие вам дадим, научим, как с огненной палкой обращаться.
Башлыки оживились и снова переглянулись, но уже с довольным видом.
– Огненная палка хорошо! – обрадованно воскликнул Охчай.
И забрав у Шолго чару, допил вино. Глаза башлыка заблестели.
– Шибко вкусная арака, – он вытер губы рукавом. – Однако подари много араки Охчаю.
– Будет тебе арака, все будет! – пообещал Мирон. – Только слово свое держи!
Шолго с сожалением заглянул в пустую чару. Заискивающе посмотрел на Мирона.
– Однако, Шолго тоже араки хочет!
Никишка снова наполнил чару, пустил ее по кругу. Мирон сделал вид, что пригубил, передал ее башлыкам, и те, вырывая чашу друг у друга, опорожнили ее до дна.
И сразу заметно повеселели. Вспыхнул на поляне костер, родичи Охчая привели барана… Через несколько минут баранья туша висела на вертеле над костром, а у ног Мирона положили подарки: лосиные и рысьи шкуры, одеяло из черных лисиц, а шубу – из рыжих.
Мирон ответил отдарками – прядками цветного бисера и оловянной посудой, табаком и солью, огнивами и удилами конскими, гребнями медными и бусами стеклянными. А еще вручил Охчаю и Шолго по куску грубого сукна да по мешку пшена дал и толокна столько же.
Солнце перевалило на вторую половину дня, когда Мирон поднялся с ковра. Пришла пора прощаться. Пьяненькие башлыки с трудом встали на ноги следом за ним.
– Живите, как прежде жили, – сказал напоследок князь. – Ясак исправно платите и, что я скажу, слушайте. Зла на русских не держите и сами зла не замышляйте. Вместе против недругов драться будем. Струсите, в тайгу забьетесь, найду и накажу. А коль в православную веру прийти пожелаете – примем с радостью и на пять годов от ясака освободим.
Башлыки поклонились. Правую руку прижали к сердцу.
– Хорошо сказал, Ах орыс, – Охчай расплылся в улыбке. – Мое ухо, как капкан, что в него попадет, то не вырвется.
А Шолго добавил, сверкнув глазами из-под толстых век:
– Наше слово крепкое, как твоя арака, Ах орыс! Барана белого ели, духов кормили! Духи сказали: «Не бойся, Шолго! Не бойся, Охчай! Огненные палки орысов сильнее мунгальских стрел и сабель ойратов». А духи никогда не врут. Мы будем платить тебе ясак, Ах орыс! Только Светлой Луне тоже давать будем немножко. Наши юрты на ее земле стоят. Выгонит – куда пойдем? Кто нас примет?