Отраженная угроза
Шрифт:
– Ну, этого мы никак не можем знать.
– Дело в том, – пояснил капитан, – что мы стартуем только через двенадцать часов. И если появятся новости, обязательно сразу сообщите.
– Конечно, капитан.
– Через сутки с небольшим у нас запланирован сеанс гиперсвязи с Сектором. Мы передадим ваш отчет. Но если нужно, мы сумеем выйти и вне графика.
– Не советую тратить энергию. Решать всё равно придется нам, а не им. Впрочем, можете передать мой отчет федеральным властям.
– Удачи вам, офицер. Будьте там предельно осторожны.
«Спасибо за заботу», – Сенин сбросил наушники.
Он и не ожидал
Капитаны больших кораблей – сплошь отставники, благообразные пятидесятилетние вешалки для своих мундиров. Всё, что от них требуется, – достойно выглядеть и внушать пассажирам чувство надежности и спокойствия.
И решение будет принимать не он, а совет старших офицеров. Впрочем, какая разница…
– Обед готов, – сообщил Гордосевич, выглянув из палатки.
После безмолвия покинутой базы лагерь казался уютным и желанным, почти родным. Детекторы подмигивали зелеными глазками – мол, вокруг всё спокойно, парни, отдыхайте. И туша «Скифа» ласкала взгляд – если там запереться, сам черт не страшен. Правда, тесновато будет, но теперь уж не до жира.
– Лет десять назад, – сказал Муциев, орудуя ложкой, – целая база вымерла. Не помню, где. Муравьи покусали ядовитые.
– Не база, а экспедиционная группа, – поправил Сенин. – Двадцать два человека. И не муравьи там были, а насекомые вроде комаров, которые занесли им в кровь какой-то вирус. А всё потому, что вместо опытного медика компания отправила еще одного геолога, по совместительству медтехника. Парень отлично умел мерить пульс и ставить градусник, но этого оказалось мало.
Все посмотрели на Муциева. Он тоже был медтехником по совместительству. Так сказать, экспедиционный врач после ускоренных курсов.
– Не волнуйтесь, – усмехнулся Сенин. – Здесь люди уже пять лет живут…
Он замолчал. Люди-то, вполне возможно, уже и не живут. И пять лет – не такой уж большой срок, чтобы изучить все опасности, которые может таить новый мир.
– Мы будем продолжать экспедицию? – спросил Вельцер.
– Да, навестим удаленные точки – производство, реактор… А что?
– Может быть, подождем помощи? Нас ведь не так много.
Сенин не сдержал усмешку.
– Ждать помощи – это в нашем положении очень долго, Вельцер. Ты сам столько не высидишь в лагере.
– А если не сидеть? Возможно, стоило затребовать у «Форума» эвакуацию.
– Нет, Вельцер. Точно – нет. Оставить это место без присмотра мы теперь не можем. Если б вы были штатскими, я бы вас, конечно, вытащил. Если б на нас нападали ядовитые муравьи – нет вопросов, мы бы сразу ушли. Но мы офицеры охраны, и нам пока ничего не угрожает. А значит, мы будем собирать информацию и искать ответы на вопросы.
– Как долго?
– До прибытия смены либо федеральной комиссии. А ты куда-то торопишься?
– Нет-нет, я не настаиваю. Просто… советуюсь. Мне-то что, деньги-то идут… Тройной оклад плюс командировочные.
– Видишь, как всё хорошо устроилось? Еще и вернешься героем.
– Если вернусь… – едва слышно пробормотал Вельцер и вышел из палатки.
От этих слов Сенину вдруг стало не по себе. Хотя слабонервным и впечатлительным он себя не считал. Может, зря?
Прежде чем отправляться на
Приученный использовать передышки с толком, Сенин улегся в палатке и, несмотря ни на что, быстро уснул. Никто, кроме него, спать даже не попытался. Наоборот, разведчики слонялись по лагерю и выматывали себя размышлениями и разговорами. В середине дня холод отпустил, и почва начала раскисать. Сенин планировал добраться до генераторной станции за час, но теперь план корректировала погода. Хорошо, не пришлось искать путь и прыгать по буграм – базу и реактор соединяла траншея, а вдоль нее шла уже накатанная дорога. И всё равно севший за руль Муциев весь взмок, пытаясь удерживать машину ровно.
В дороге у Сенина было время поразмышлять. Они не нашли ничего, что могло бы сойти за информацию. Только новые странности – это мягко говоря. В регистрационном журнале оказались совершенно будничные записи: получили груз, отправили почту, госпитализировали монтажника с признаками дизентерии, проложили очередную теплотрассу, зарегистрировали еще один брак…
Еще более непроходимой оказалась ситуация с теленаблюдением. Из всех имеющихся на базе камер работала в лучшем случае треть. Это было нарушение установленных корпорацией правил, но нарушение обычное и повсеместное. Так происходило везде, где относительно безопасно: чем дольше жили люди на базе, тем меньше им нравилось, что на них повсюду направлены безмолвные стеклянные глаза. Камеры одна задругой отключались, губернаторы послушно платили скромные штрафы в случае внезапной проверки, и никому не приходило в голову закручивать по этому поводу гайки. Хватало других проблем.
Оптические пластины с записями должны храниться в особых условиях, вместе с основными документами – свидетельством о статусе поселения, регистрационным журналом, первым экземпляром устава и так далее.
Пластин не оказалось. И поиск их был безуспешным. А когда Вельцер проверил систему, выяснилось, что записи здесь вообще давно не ведутся.
Все эти нарушения – мелкие и не очень – складывались в одну большую проблему. Разведгруппа лишалась информации.
Прочесывая жилые домики, Сенин пытался определить хотя бы, как долго отсутствуют люди. Он даже щупал кастрюли – не окажутся ли еще теплыми. Хоть какая-то была бы крупица информации… Увы, никаких свежих следов. Судя по всему, однажды люди встали, позавтракали – и ушли. И всё. Поломанной мебели, выбитых стекол и иных признаков беспорядков тоже не было.
Поэтому мысли Сенина с завидной регулярностью возвращались к подвалам и коммуникационным тоннелям. Тем, куда вела кровавая дорожка, – единственный зримый след неизвестной трагедии. К сожалению, ничего, кроме домыслов, он себе позволить не мог. При всей мнимой близости разгадки, в подвал Сенин и сам бы не полез, и людей своих не пустил. Это не тот шаг, который укладывается в рамки разумного риска. Пока нет никакой причины соваться в место, откуда разит явной опасностью.
– Вельцер, – позвал он. – Сообразим какую-нибудь самоходную штуковину, подвалы проверить?