Отречёмся от старого мира. Кодекс русского революционера
Шрифт:
Наконец, в каком же учебнике, в каких прописях не повторялся изъезженный исторический вывод, что государство сильно и крепко лишь тогда, когда все подданные готовы жертвовать всеми благами жизни и самою жизнью для государства (т. е. подчинять начало частной собственности и личного наслаждения общему делу); что государство разрушится, когда его подданные борются между собою из-за личных интересов (т. е. конкурируют внутри государства).
Странно было бы, если бы отсутствие разъединяющих интересов частной собственности и отсутствие конкуренции внутри группы, благотворное для улья, для аффективного союза лиц, для государства, вдруг стало бы разрушительным и смертоносным для человечества вообще. Если признать это заключение логическим, то надо во всяком случае сказать, что оно
Социалистическое общество должно быть обществом солидарных личностей, связанных сознательно готовностью пожертвовать личным наслаждением для общего блага. Подобное общество, по всем естественным и историческим аналогиям, должно иметь большие шансы в борьбе за существование с обществами эгоистических и конкурирующих одна с другой личностей, пока эти два типа обществ будут стоять рядом. Поэтому естественный подбор должен повести к победе социалистических обществ, а не к истреблению их, и социалисты готовы согласиться, что в этом случае «естественный подбор есть самое лучшее средство для решения социальных вопросов»).
Если неизбежный «закон природы» заставляет победителей идти вперед по трупам побежденных, то социализм пройдет к солидарности человечества по трупам врагов этой солидарности, потому что он один прав в последней борьбе. Среди различных рабочих организаций путем естественного подбора переживут, разрастутся и втянут в себя всех других те организации, тип которых представит наиболее шансов победы в борьбе за права пролетариата, те, которые будут заключать в себе наиболее элементов солидарности. Последняя борьба за существование между буржуазией, неспособной к солидарности, и сплоченным пролетариатом должна и фатально, и по праву кончиться в пользу последнего.
И тогда будущее человечество рабочего социализма будет развиваться безо всякой помехи внутренней конкуренции при взаимной поддержке всеобщего братства… Но самое существование связующей любви отрицают современные мыслители. «Режьте друг друга, – говорят они людям, – но не лгите, что вы любите друг друга». Эти близорукие наблюдатели не могут и не хотят видеть те самые факты, которые подрывают все их теории и позволяют социалистам с уверенностью смотреть в будущее.
Эти жалкие «ученые» не умели даже счесть те изумительные суммы денег, которые уже теперь жертвует по копейке полуголодный, измученный работою пролетарий для пособия лишенным работы братьям, которых он не знает лично, которые страдают за сотни верст от него, входят в состав другого государства, говорят на другом языке, но которые все-таки братья ему, потому что работают, голодают так, как он, притеснены так, как он, борются против тех же врагов – против капитала и государства, и с которыми этот «невежественный», подавленный ежедневными заботами пролетарий сознает свою солидарность в борьбе за будущее.
Если бы факты связующей любви и не были записаны совершенно ярко в зоологии и антропологии, то достаточно было бы приглядеться к современной истории пролетариата, чтобы убедиться, насколько прочувствованная и сознанная солидарность его может быть живою основою будущего общества.
Фатальный закон борьбы за существование должен был вести человечество к выработке социализма и должен привести к его победе. Фатальный закон естественного подбора наиболее способных пережить составляет именно ручательство победы социализма.
Великие открытия Дарвина, за которые с такою жадностью уцепились буржуазные мыслители, думая на них построить «научную» теорию вечной конкуренции между людьми и вечного эксплуатирования одних другими, при внимательном изучении служат лучшею научною опорою социализму и лучшим доказательством того, что лишь солидарность человечества, требуемая социализмом, может обеспечить будущность развития человечества.
Социализм и христианство
Религиозные социалисты
Рассматривая историю умственной жизни человечества, изучая ее в ее проявлениях, мы замечаем, как это сказал Огюст Конт, троякого рода формы, которые она принимала
Ранее всего мы встречаем форму мысли чисто теологическую, религиозную; форму, в самой своей сущности заключающую признание известного авторитета, которому поклоняются и верят, противоречие которому считается преступлением. Здесь пред нами первая слабая попытка человеческой мысли объяснить существующее, создать ряд формул, вмещающих в себе всю сумму знаний и практических стремлений, всю систему и человеческих отношений, и человеческой мысли. Знаний у человека было тогда крайне мало. Стремления его были крайне неясны, большею частью инстинктивны. Тем не менее уже тогда он чувствовал необходимость знать источник явлений, его окружающих, чтобы овладеть ими в свою пользу. Уже тогда над большинством страждущих и эксплуатируемых стояло меньшинство, захватившее себе все наслаждения и выгоды общественной жизни; это меньшинство составляло власть, эксплуатировало других в свою пользу и начинало в доисторическом обществе тот длинный ряд священных жреческих каст, военных аристократий и монархий, коммерческих и промышленных монополистов, который до нашего времени делал из истории каторгу народов, проливал реки и моря крови и создавал блестящие результаты исторических цивилизаций из страданий большинства человечества.
С первых обществ человеческих начались страдания, начался и протест, сначала инстинктивный, потом более и более сознательный, против несправедливого строя общества. Именно в религиозном веровании находило страждущее человечество первого времени единственно возможную для него форму мысли, которая заменяла ему недостающее знание и удовлетворяла, хотя бы призрачно, протесту против зла, давившего со всех сторон на большинство.
Человек, в этом периоде своего развития, знал, хотя и смутно, лишь себя, т. е. свои желания, стремления и привычки. Он неизбежно их переносил и вне себя, наполнял видимую природу и невидимый мир существами, подобными себе, только одаренными знанием и силою, которых недоставало ему, слабому и невежественному человеку. Прежде всего самые предметы природы стали в воображении человека живыми существами, к которым обращены были молитвы и заклинания, которые гневались на человека и посылали ему несчастие или становились его надежными помощниками. Впоследствии над мертвыми предметами вещества, над бессильным миром видимого и ощутимого вознеслись невидимые духи, всемогущие боги, представители сил природы все-таки в человеческом виде.
По образцу эксплуататора-патриарха, тирана-царя, над земными мучителями вознесся фантастический трон невидимых эксплуататоров, всесильных тиранов, которые могли мучить и наказывать владык земных еще лучше, чем те истязали подчиненные им племена и народы.
Протест против тяготеющей власти был удовлетворен тем, что и ей было кого бояться. Произвол и случайность царили в человеческих обществах; произвол и случайность были руководящими началами и фантастических миров всех религиозных построений. Разбойничья власть государей и аристократий могла уничтожить человека, отнять у него все или осыпать его милостями не по заслугам, а по благоволению. Точно так же боги, созданные человеком, могли сегодня послать ему болезнь и несчастие, завтра поставить его в ряды сильнейших эксплуататоров, и опять-таки не по заслугам, а потому, что такова была их воля, из зависти к умному и сильному, из желания нагадить счастливцу, испытать твердость души праведника.
В этом отношении все религии были одинаковы; вера островитян Тихого океана и слушателей Илиады в Греции вызывала подобные же представления, как еврейский иеговизм, или христианство времен Августина, или кальвинизм XVI века. Детей Иова еврейский Иегова убивал с такою же бестолковою жестокостью, с какою Аполлон избивал детей Ниобеи. Христианский бог обрекал во имя своей благодати, в самую минуту рождения большинство человечества на смертный грех и на вечные мучения с таким же безжалостным произволом, с каким идол Финикии требовал перворожденных детей в свои огненные объятия и требовал, чтобы отцы и матери смеялись и пели, когда их дети гибли в огне.