Отречение

Проскурин Пётр Лукич

– Если только Дик увязался, – неуверенно предположил Денис. – Он бы не прятался… Стоп… Знаешь, не бойся… видимо, Феклуша… совсем забыл, здесь вокруг ее любимые места… Все в порядке, пошли!

– Она же может подсматривать…

– Никогда… Глупости! Просто мы ее спугнули, она, очевидно, где-то здесь была… она – хорошая… знаешь, я рядом вырос, добрее, преданнее существа я не знаю… Ну, пошли, Катя, не раздумала?

– Нет, не раздумала, – отозвалась она, сбрасывая по его примеру с себя всю остальную одежду.

– Смотри, очень глубоко, – предупредил он. – Я даже у берега ни разу дна не достал… Помочь?

– Прыгай,

я следом… хотя нет, подожди, давай я первой. Если уж меня схватит щука, ты…

Денис заразительно широко улыбнулся, сверкая на солнце зубами, почти сразу же, мелькнув ягодицами, ушел под воду и вынырнул уже метрах в десяти от берега. Катя присела, тихонько оттолкнулась от берега и поплыла; прохладная, теперь даже не черная, а с густой прозеленью вода мягко и ласково приняла ее, и девушка, помедлив, терзаемая страхами, погрузила в воду голову с открытыми глазами и стала всматриваться в глубину. Несмотря на темный цвет, вода была необычайно прозрачной, наполненной словно каким-то внутренним солнцем, в ней ходили большие размытые тени, и Катя безошибочно чувствовала, что все это неопасно, все это была захватывающая игра каких-то природных сил, их причудливое сцепление. Тут же, едва не вскрикнув и не захлебнувшись, она рванулась в сторону – к ней из глубины, из большого рыжего свечения метнулось нечто длинное и стремительное с громадной раскрытой пастью.

В следующий момент она едва не умерла, дыхание оборвалось: понизу у нее, по ногам, по животу, по груди скользнуло что-то прохладное и большое, и тотчас рядом из воды торчком вынырнула глупая, счастливая физиономия Дениса.

– С ума сошел, – едва выговорила она, стараясь успокоиться, не показать своего страха и хватая его за скользкие, прохладные плечи.

– Набери целую грудь. Ну, больше, больше! Глаза не закрывай1 – сказал он, сжав ей руки у локтей, – тотчас словно посторонняя сила властно и неостановимо повлекла их вниз. «Ну вот и все, – мелькнула у нее неожиданно дикая мысль. – Он меня решил утопить… Ну и пусть…»

Сумрак сгущался, Денис, крепко обняв девушку, прижался к ее губам своими, и ее перевернуло, куда-то понесло, но она все время чувствовала прохладное и сильное тело Дениса, казалось окружившее ее со всех сторон, и сама прижималась к нему все крепче и теснее; в ней пробудились, ожили дальние, светлые звоны, мучительный, сладкий стон разорвал грудь, голову, зеленая тьма вокруг ярко вспыхнула синим золотом и погасла.

Очнувшись на берегу на том же месте, она первым делом увидела серые встревоженные глаза и, успокаивая, подняла руку, погладила его лицо.

– Совсем забыл, ты ведь нетренированная, прости, – смущенно попросил он, вспыхнув от ее ласки.

– Ничего, – сказала она, – у тебя просто необузданная фантазия. Природа распорядилась мудро, мужчине сеять и строить, а женщине обживать построенное, хранить урожай… Ты – лесной человек… ужасно хочу есть, – неожиданно закончила она. – Немножко замерзла… совсем чуть-чуть…

Он крепче прижал ее к себе, стал дуть ей на плечи и целовать их, в то же время слегка поглаживая спину, и она совсем ослабела.

– Ох, Денис, какой же ты ненасытный, – шепнула она ему. – От тебя чем-то дремучим несет…

– А ты хотела другое?

– Нет, нет, – запротестовала она, опять прижимаясь к нему и вздрагивая. – Сколько в

тебе всего… не надо сейчас… Нельзя…

– Нельзя?

– Понимаешь… я ведь не была замужем… вот видишь, какая я дура… психопатка… ты даже не заметил, – вздрагивая от озноба, быстро, словно стыдясь, призналась она. – Я тебя, лесное диво, ждала, ждала… Ждала, а ты… Вот и жди вас таких… огромных, глупых… глупых… Ну и все, ну и хватит… Слышишь, хватит!

– Но зачем же ты так?

– Почем я знаю? – в каком-то даже отчаянии, раздраженно ответила она. – Захотелось и наболтала… Дура! Не знаю зачем!

Окончательно растерявшись, он отпустил ее, нелепо топтался рядом, не зная, что дальше делать и говорить, но сразу безошибочно чувствуя иную, неведомую ему досель жизнь, идущую своим путем совершенно независимо от него. И девушка, неловко прикрывая грудь руками, готовая разрыдаться от какого-то охватившего ее отчаяния и уже проклиная себя за такую трудную, необходимую и ненужную откровенность, всхлипнула. Он подхватил ее на руки, закружил; она прижалась к нему и, продолжая судорожно всхлипывать, закрыла глаза.

– Уронишь…

– Не уроню, зря надеешься, – пообещал он, руки у него стали какими-то другими, бережливыми, охраняющими, голос звучал иначе.

Он поставил ее на землю, помог одеться, а сам отошел и сел на камень над самой водой.

– Неужели тебе не холодно? – спросила она, опускаясь рядом и заглядывая ему в лицо. – Господи, комары слетаются…

– Ерунда, – сказал он. – Я еще поплаваю…

– Денис…

– Неужели я достучался? – улыбнулся он скупо, и она, опять увидела появившуюся морщину у него на лбу. – Прости, я еще должен осмыслить… Ну, хотя бы понять, – поправился он под ее взглядом, – хотя бы просто пережить…

– Я сама не знаю, зачем все так трудно, – сказала она. – Ты меня никогда больше не спрашивай, обещай… Никто ведь ничего о себе не знает. Уехала и пропала, мать теперь пилить будет… ой, Господи!

Зная ее маму, с трудом удерживая себя от какой-нибудь новой нелепой выходки, Денис, словно подзадоривая, широко улыбнулся.

– Знаешь, – признался он, – не могу. Что-нибудь бы сделать… может, обежать озеро? Поймать щуку… Нет, щуку нет, нельзя… святыня…

– Ты лучше достань мне ма-алюсенький кусочек хлеба! Завел в дремучий лес, отсюда живой не выбраться…

Он звонко засмеялся, бросился к шалашу и тотчас вернулся, неся что-то завернутое в полотенце, – перед девушкой оказалась буханка хлеба, огурцы, яблоки и жареная курица.

– Откуда? – искренне изумилась она.

– Ешь, – предложил он, разрывая курицу и раскладывая на полотенце. – Чаю сколько угодно, в шалаше старый котелок… дедовский, солдатский… Я скоро.

Она не успела ответить; вскочив на ноги, он разогнался и, распластавшись в стремительном прыжке, ушел под воду.

На кордон они возвращались медленно, часто отдыхая. Лес в предчувствии предвечерней тишины и ясности охватило безмолвие; Денис цепко замечал самое интересное: один раз, остановившись перед старой елью и рассматривая ее давно сухие нижние ветви, он объявил, что завтра погода изменится, скорее всего пойдет дождь, а вторично, натолкнувшись взглядом под приземистым, стоявшим как бы в особицу на небольшой поляне дубом на разрытую, мшистую землю, насторожившись, замер, быстро оглядываясь вокруг.